Доклад епископа Можайского Иосифа, наместника Введенского ставропигиального мужского монастыря Оптина пустынь на Собрании игуменов и игумений монастырей Русской Православной Церкви под председательством Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла (Москва, Храм Христа Спасителя, 23 сентября 2025 года)

«Венец без победы, победа без подвига, подвиг без брани, брань без врагов не бывает» [1] – в этих словах святителя Тихона Задонского заключена суть монашеского пути.

Господь призывает: Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною (Мф. 16:24). Монашество есть следование за Христом-Победителем, Который победил мир (Ин. 16:33), одолел смерть и обновил в Себе падшее человеческое естество. Монах – не просто ученик Христа, но и сопричастник Его Победы.

Монашеская жизнь – это непрерывная духовная брань, устремленная к стяжанию Царства Небесного. И как у всякого воина, у монаха есть стратегия битвы – смирение и послушание, которыми он побеждает гордость и своеволие. Оружием же ему служит молитва, а щитом – труд и воздержание, которые ограждают душу от вражеских стрел.

Храм – это сердце монашеской семьи. Богослужение великий старец Амвросий Оптинский называл источником жизни и бессмертия [2]. Но и келия монаха является особым местом встречи с Богом, ристалищем подвижнической брани. Наш молитвенный подвиг складывается из двух деланий: богослужебной и келейной молитвы. Как птица не может лететь на одном крыле, так и монах не может восходить к Небесному Царству, пренебрегая одним из них.

Как правильно соединить эти два делания? О соотношении богослужебной и келейной молитвы, их взаимной связи и значении в монашеском подвиге преимущественно и пойдет речь в нашем размышлении.

Святой Иоанн Кассиан Римлянин утверждает: «Конец нашей подвижнической жизни есть Царство Божие, а цель – чистота сердца, без которой невозможно достигнуть того конца» [3].

Преподобный Макарий Великий подчеркивает, что монашеский подвиг – это активное противостояние злу в собственном сердце: «Главнейшее дело подвижника в том состоит, чтоб, вошедше в сердце свое, сотворить там брань с сатаною и возненавидеть его и, противоборствуя помыслам его, воевать с ним» [4].

По слову преподобного Макария Оптинского: «Что же значит монашество? Совершение христианства, состоящее в исполнениях заповедей Божиих, в них же и любовь к Богу заключается» [5].

Святой Иоанн Кассиан раскрывает суть монашеской брани: «Не внешнего врага нам надобно бояться; враг наш заключен в нас самих. Почему и ведется в нас непрестанно внутренняя война. Одержим мы в ней победу – и все внешние брани сделаются ничтожными, и все станет у воина Христова мирно, и все ему покорно» [6].

Главное поле битвы – сердце монаха, где он ведет непрестанную брань с внутренними врагами – страстями, и с духами злобы поднебесными (см. Еф. 6:12), которые действуют на нас преимущественно через те же страсти.

Как учит святой Исихий Иерусалимский, главное оружие в этой брани – молитва: «Должно всегда вращать в пространстве сердца нашего имя Иисус Христово, как молния вращается в воздушном пространстве, пред тем, как быть дождю» [7].

В житии оптинского настоятеля преподобного Исаакия (Антимонова) есть поучительный момент. «Наблюдение за тщательным хождением братии к службам церковным отец Исаакий вменял себе в особенную обязанность, – сообщает житие, – и с этою целью в будничные дни никогда почти не занимал настоятельского места, а становился у дверей для надзора за входящими и выходящими иноками, делая в свое время приличное внушение тем, в ком замечал леность к слушанию Божественных служб до конца».

Однако этим дело не ограничивалось. Если кто-то из насельников начинал редко ходить к службам, настоятель обращался с увещанием ко всей братии: «Отцы святые! Забываете церковь. Надо знать, для чего мы пришли в обитель. Ведь мы должны за это пред Богом отвечать. Прошу всех вас не забывать храма Божия».

Если кто-то из братии не вразумлялся и этим внушением настоятеля, отец архимандрит «прибегал уже к какому-либо наказанию, большею частью лишая его месячной порции чая. А дабы иметь возможность чаще делать наставления братии, он почти до самой своей кончины сам раздавал в начале каждого месяца чай и сахар, и усердным выдавал, а ленивым обыкновенно говорил так: “Ныне, брат, ты в церковь не ходишь – тебе чая не дам”». Только повара и те братия, кто нес послушания непрерывного цикла, могли оставлять службу ранее отпуста.

«…Он уподоблял Иуде-предателю тех, кои без нужды выходили из храма, не дождавшись окончания службы, – говорит далее житие. – Возгревая же ревность братии к общественной молитве, отец Исаакий говорил: “За это вас Царица Небесная не оставит и пошлет Свою милость”, – причем собственным исправным посещением церковных служб сам первый подавал всем добрый пример» [8].

Преподобный Исаакий понимал, что храм – сердце обители, что здесь находится одно из важнейших полей брани монаха, где решается исход его духовной войны. Потому и стоял на страже у дверей храма, жертвуя собственной молитвой ради спасения вверенных ему душ.

Старец Паисий Святогорец называет мирской дух величайшим врагом: «Величайший враг нашей души, враг больший, чем даже диавол, это мирской дух. Он сладко увлекает нас и навеки оставляет нас с горечью… Сердце, плененное суетным миром, удерживает душу в состоянии неразвивающемся, а ум – в помрачении» [9].

В наше время дух мира сего, несущий в себе стремление к комфорту и праздности, проникает и в монастыри. Как говорит старец Паисий, «к несчастью, мирской дух проник из мира и во многие монастыри. Причина этого в том, что в нашу эпоху некоторые духовные наставники направляют течение монашества по мирскому руслу» [10]. Особенно коварен мирской дух, когда он облекается в одежды мнимой культуры. «Путем мирского развития, которое считается прогрессом, монашество приходит к духовному разложению. Из монашества исчезает очень многое» [11], – поясняет преподобный. И использует метафору: «Если оставить спирт в открытой бутылке, то он выдохнется, потеряет всю свою крепость... Так и монах: будучи невнимательным, он отгоняет от себя Божественную благодать и после этого имеет лишь схиму – вид монаха. Он подобен выдохшемуся спирту и не может ‟прижечьˮ диавола» [12].

Ныне часть этой «культуры» – интернет, благодаря которому монах, находясь в своей келье, может в мыслях и чувствах своих скитаться по распутьям мира сего и окрадывать себя духовно, уничтожая собственными руками то, что выстроил на молитве и послушании.

Однажды послушник Николай (Беляев) пожаловался старцу Варсонофию: иногда ему приходит помысел, что «монашеская жизнь безотрадна, день идет за днем; главное, ожидать впереди нечего, все те же службы, та же трапеза и прочее». Примечательно, что, по словам послушника, этот помысел приходит ему «особенно за службой на правиле».

«Это один из самых ядовитейших помыслов… – ответил старец. – Это вы хорошо сделали, что сказали мне этот помысл, он многих заклевывал – так и уходили из обители». Действительно, если жизнь инока не наполнена молитвой, духовным смыслом, если она превращается в рутину, – это, подобно ржавчине, разъедает душу, приводит к унынию и оставлению подвига. Старец Варсонофий сравнивает духовное возрастание монаха с рождением младенца: «Когда жена рождает, она терпит страшные муки, а когда родит, то уже не помнит мук от радости, потому что родился человек в мир (Ин. 16:21)». Чтобы не потерпеть поражения в духовной битве, монах, по слову старца, «все время должен быть как бы в муках рождения, пока не придет в меру возраста совершения Христова (Ср.: Гал. 4, 19)» [13].

А преподобный Исаак Сирин обращается к монаху с такими грозными словами: «Испытывай себя каждый день, чтобы горячность души твоей не охладела в ревности, воспламенившейся в тебе вначале, и чтобы не лишиться тебе одного из оружий, в какие облечен ты был в начале твоего подвига… Не показывай нерадения… чтобы… не пасть тебе, когда идешь вперед, и не оказаться уже неспособным сопротивляться находящим на тебя скорбям» [14] И называет причину монашеского уныния: оно происходит от парения ума, а парение ума – от праздности, суетных бесед или от пресыщения чрева [15].

Во время богослужения, когда душа должна пребывать в мире и благоговении, враг ополчается на монаха с особой силой.

«Иногда уходят из храма из-за помыслов, – говорил старец Варсонофий. – Это, конечно, неразумно. Враг подымает брань помыслов с целью вывести из храма. Не должно поддаваться врагу. В большинстве случаев у молодых бывают блудные помыслы, а у старых – помыслы гнева, воспоминание старых обид. Враг как бы говорит: ‟Ты помнишь, такой-то вот тебя оскорблял при всех, а ты смолчал, ни слова ему не сказал. Эх ты! А ты ему вот что, да вот что сказал бы…ˮ Иногда от подобных помыслов иной весь вспыхнет от гнева. Надо бороться» [16].

И главное оружие в этой борьбе – молитва Иисусова. По слову преподобного Варсонофия, «помыслы отогнать не в вашей силе, а не принять – в вашей. Имя Иисусово отгоняет их» [18].

А преподобный Анатолий (Зерцалов) советует: когда в храме диавол затыкает уши и смежает глаза, нужно читать Иисусову молитву, которая «не только не мешает, но даже способствует слушать чтение и пение, и помогает обыкновенной церковной и келейной молитве… и дух делает мирным» [17].

Преподобный Симеон Новый Богослов предупреждал: «Кто ропщет за обыкновенными службами, тяготится ими и не соблюдает радения о них... тот враг Божий и чужд Царствия Небесного» [19].

Старец Варсонофий свидетельствует, что посещение церковных служб – своеобразный «градусник духовного здоровья» христианина. «У преподобного Иоанна Лествичника спросили, есть ли верные признаки, по которым можно узнать, приближается ли душа к Богу или отдаляется от Него, – говорит старец. – Ведь относительно обыденных предметов есть определенные признаки – хороши они или нет. Когда, например, начинают гнить капуста, мясо, рыба, то легко заметить это, ибо испорченные продукты издают дурной запах, изменяют цвет и вкус, и внешний вид их свидетельствует о порче. Ну а душа? Ведь она бестелесна и не может издавать дурного запаха или менять свой вид». И сам же отвечает: «Верный признак омертвения души есть уклонение от церковных служб. Человек, который охладевает к Богу, прежде всего начинает избегать ходить в церковь. Сначала старается прийти к службе попозже, а затем и вовсе перестает посещать храм Божий» [20].

Душа, удаляющаяся от Бога, словно больное тело, начинает отторгать то, что ей полезно. Сначала появляются небольшие опоздания на богослужения, потом – пропуски будничных служб, и наконец, доходит до избегания храма.

К сожалению, нечто подобное, по разным причинам, происходит и в монастырях. Особенно в будние дни братии или сестер на службе совсем мало. Ситуация, когда необходимость вынуждает монахов во время богослужений быть на послушании, понятна, – с этим зачастую ничего не поделаешь. Но бывает ведь и так, что кто-то предпочитает храмовой молитве келейную; предпочитает отдых или чтение, или даже развлечения в интернете, – то есть занимается своими делами в ущерб службе.

Однако даже телесное присутствие в храме еще не гарантирует победы в брани. Святитель Игнатий Кавказский говорит: «Рассеянность окрадывает молитву. Помолившийся с рассеянностью ощущает в себе безотчетливую пустоту и сухость. Постоянно молящийся с рассеянностью лишается всех плодов духовных, обыкновенно рождающихся от внимательной молитвы, усваивает себе состояние сухости и пустоты, из этого состояния рождается холодность к Богу, уныние, омрачение ума, ослабление веры, и от них мертвость в отношении к вечной, духовной жизни» [21].

А старец Амвросий диагностирует это состояние кратко и точно: «Оттого дремлешь в церкви и не слышишь службы, что помыслы бродят туда и сюда» [22]. Когда ум заключен в слова молитвы, когда сердце откликается на совершающееся в храме, а тело перемогает себя для длительного пребывания на богослужении – для врага не остается места.

Так богослужение становится безошибочным «диагностом» духовного состояния инока. Храм, словно рентгеновский аппарат, высвечивает все скрытые болезни души, все тайные язвы. И для того, кто одерживает победу в этой брани с самим собой и вражиими внушениями, богослужение становится источником духовной силы и утешения.

Чтобы ум монаха был всегда устремлен к Небу, богомудрые отцы составили круг годового богослужения, который сейчас в полноте совершается в основном в монастырях.

Участвуя в полном дневном круге, монах поддерживает искру богообщения в своем сердце, а разгорается она во время келейной молитвы. Полунощница, которую полагается совершать в полночь, у нас обычно служится ранним утром, в часы, когда мир еще спит. Когда нет дневного шума, а всё вокруг замерло, лучше всего молиться, не отвлекаясь на житейские заботы. Ум в это время очищается от помыслов и устремляется к Богу. В эти часы монах становится стражем мира, ходатаем пред Богом за грешную землю. Его бдение — это служение всему человечеству.

В старой Оптиной, как и во всех русских монастырях, богослужение начиналось в час-два часа ночи: совершались полунощница и утреня. Сейчас мы начинаем полунощницу в 5.30. Для многих сейчас и это непросто физически. Но знаю, что братия, которые ходят на полунощницу, чувствуют от этого пользу и бодрость, несмотря на необходимость понуждать себя к раннему подъему.

Кроме того, в Оптиной сейчас совершается ежедневное служение повечерия с чином прощения. Повечерие служится уже после ужина, когда почти все послушания заканчиваются. Оно обязательно для всей братии, а миряне туда не допускаются. Так день завершается соборной молитвой и взаимным прощением, душа монаха умиротворяется и молитвенно приуготовляется к келейной молитве, в которой главная составляющая – оптинская пятисотница.

Богослужение для монаха — это сораспятие Христу. «К утрени надобно ходить, потому что во время литургии за нас приносится Безкровная Жертва Богу, а ходя к утрени, мы сами себя приносим в жертву Господу, жертвуем для Него своим покоем» [23], – говорит преподобный Моисей Оптинский. На каждой Литургии таинственно повторяется голгофская жертва, и молящиеся становятся соучастниками этого величайшего события мировой истории. А наши ранние подъемы, утомление от продолжительности служб – это наша малая жертва Христу, наше участие в Его победе над духом мира сего. Так каждая служба становится школой самоотвержения.

Трезвение – это постоянное внимание, пребывание в бдении, в наблюдении за помыслами, приходящими на ум и стремящимися войти в сердце, чтобы овладеть крепостью души. Трезвение – главное внутреннее делание монаха, настоящее «искусство искусств и наука наук», которое трудно постичь тому, кто живет в смятении развлечений ума и мирских пристрастий.

Древние отцы сравнивали монашескую келью с вавилонской печью, где монах, подобно трем отрокам, испытуется, очищается и готовится к встрече с Богом. Келья – место, где монах должен оправдывать свое название «монос», то есть быть наедине с Богом. И напротив, это совсем не то место, где монах проводит время с гаджетом в руках, предается развлечениям, активничая в соцсетях или празднословя по телефону.

Опытные духовники считают келию не столько местом для отдыха монаха, сколько ареной подвижнической брани и местом встречи с Богом.

Со времен преподобного Паисия (Величковского) в общежительных монастырях возродились традиция старчества и исихастское духовное учение.

На Афоне келейному правилу придается особое значение. Исполняя молитвенное правило, монах направляет все свои силы к борению за встречу с Богом, поэтому святогорцы называют его «бдением» или «келейной Литургией».

Порой приходится сталкиваться с мнением, что, если молитва Иисусова важна и полезна, если это кратчайший путь ко спасению, то почему бы не заменить ею все правило и даже все церковное богослужение? Ведь на богослужении, при чтении разнообразных молитвословий, многолюдстве, необходимости читать синодики, пономарить, исполнять другие храмовые послушания, не избежать рассеяния.

Подобные крайности опровергает преподобный Макарий Оптинский. Однажды одна дама пожаловалось старцу на «пустоту», которую она ощущает после церковной молитвы, тогда как дома молится с умилением. «Это прелесть, и ваша домашняя молитва, когда она дает вам цену, неприятна Богу», – отвечает ей старец. И разъясняет: «О церковной же молитве знайте, что она выше домашней вашей молитвы. Ибо оная возносится от целого собора людей, в числе коих может много есть чистейших молитв, от смиренных сердец к Богу приносимых, кои Он приемлет яко кадило благовонное, с коими и ваши, хотя немощные и ничтожные, приемлются» [24].

Святитель Иоанн Златоуст учит: «Ты не будешь так скоро услышан, молясь Владыке сам по себе, как молясь с твоими братьями, ибо здесь, в храме, есть нечто большее, чем в твоей келье: согласие, единодушие, союз любви, наконец, здесь молитвы священников» [25].

Оптинский иеромонах Василий (Росляков) образно сравнивал: «Молиться одному – это плыть в лодке, грести самому, а молиться всем братством в храме – это плыть на лайнере» [26]. Действительно, молясь в келье, инок подобен мореплавателю, который в одиночку борется с бурными волнами. В храме же вся братия, словно команда большого корабля, сражается с непогодой сообща, прорываясь сквозь духовные шторма к заветной гавани богообщения.

Таким образом, келейное делание не противопоставляется соборному, но питает его, а общее богослужение, в свою очередь, дает силу для личного подвига. А молитва Иисусова объединяет все делания монаха.

«Молитва Иисусова, по научению святых отцов, прилична, когда человек идет или сидит, или лежит, пьет, ест, беседует, или занимается каким рукоделием» [27], – учит старец Амвросий. Старец Анатолий (Зерцалов) наставляет, что тяжка и безотрадна жизнь иноческая без сего делания [28], а с молитвой и бремя послушаний становится легким [29]. И замечает, что иного утешения в монастыре, кроме как от молитвы Иисусовой, найти невозможно [30].

Обремененные окормлением братии и приемом народа, оптинские старцы не всегда могли присутствовать на храмовых богослужениях. Они служили главным образом в воскресные дни, на память великих святых и в другие праздники, и своей любовью к храму, к богослужению, подавали благой пример братии.

Преподобный Макарий Оптинский был знатоком богослужебного устава, любил и хорошо знал церковное пение. Постоянным личным вниманием и терпеливым участием он установил порядок и точность в скитское богослужение. Старец, как сообщает его житие, «установил плавное чтение, без ложной чувствительности во избежание тщеславия чтецов», «им же заведены в скиту должность канонарха и пение стихир на подобны, каковое пение перешло затем из скита и в монастырь». Это красивейшее пение существует и сейчас.

Будучи скитоначальником, старец наблюдал, чтобы братия приходили к Литургии со звоном или за полчаса до начала, прочитывать синодики. Поэтому служащий иеромонах по окончании звона специально медлил начинать часы. Преподобный отбирал способных скитских братий «на изучение церковной ноты»; заметив ошибки канонарха, чтецов или певчих, не оставлял их без замечаний. Если нужно было переменить тон пения или напомнить напев, преподобный сам приходил на клирос и запевал стихиру или ирмос, а канонарха призывал к себе с книгой и указывал, как правильно разделить ту или иную стихиру [31].

Старец, ежедневно принимавший десятки людей, исповедь братии, ведший обширную переписку, понимал: нет дела важнее богослужения, ибо оно – сердце монастырской жизни.

Преподобный Амвросий рассказывал: даже заболев, отец Макарий все равно приходил в храм. «Посидит, потом в архиерейскую келью пойдет… (она находилась там же, при скитском храме) там побудет, но, когда уже увидит, что не в силах быть долее в церкви, перекрестится, да и уйдет. А то все не верит себе» [32].

Личный пример скитоначальника и старца был для братии красноречивее всех словесных поучений.

Игумен Антоний (Бочков) вспоминал о преподобном Антонии Оптинском, что он был «превосходный чтец и певец, один из лучших уставщиков всего монашества», а скитская церковь «стала для него любимым, единственным местом духовной отрады, его первою мыслию, его жизнию. Он соблюдал в ней порядок, ее священный чин, возлюбил ее красоту, чистоту; готов был устами отвевать малейшую пылинку, замеченную им на лике возлюбленного его малого храма, восходившего при нем постепенно в свое благолепие, и срубленного в начале его секирою» [33]. Во время богослужения благоговение преподобного передавалось предстоящим, так что слышался каждый шелест, каждое движение в храме.

Памятна история с одним иноком, которого преподобный Антоний, будучи скитоначальником, убеждал не пропускать богослужение. Однако тот не исправлялся, ссылаясь на нездоровье. Тогда отец Антоний сам пошел на утреню, хотя по болезни ног вообще не мог стоять на службе. Из храма он сразу отправился в келью к тому брату и упал ему в ноги со словами: «Брате мой погибающий! Я за тебя обязан дать ответ пред Господом. Ты не пошел на святое послушание – пошел я за тебя. Умилосердись и над собой, и надо мною, грешным!» Говорил он со слезами, а под мантией – целая лужа крови – она набралась в сапоги из открытых ран на ногах и вытекла при земном поклоне. Так и спас преподобный немощного своего собрата [34].

Преподобный Анатолий (Зерцалов), по свидетельству старца Амвросия, имел такую молитву и благодать, какая одному из тысячи дается. А старец Варсонофий говорил, что отца Анатолия видели молящимся на воздухе.

Опираясь на собственный опыт, старец Анатолий говорил о молитве: «Надо так молиться, чтобы между душой молящегося и Богом ничего не было и никого, а только Бог и душа. Когда молишься под впечатлением хорошего пения, это не есть еще истинная молитва» [35].

Во время служения Литургии лицо преподобного, по свидетельству очевидцев, озарялось неземным светом. В 1892 году он служил Литургию вместе со святым праведным Иоанном Кронштадтским. И отец Иоанн увидел, что оптинскому старцу сослужат два ангела. Что это, если не причастность к Литургии Небесной, которая совершается пред Престолом Божиим!

Большая часть данного сообщения посвящена молитве, и это неудивительно. Ищите же прежде Царствия Божия и правды его, и сия вся приложатся вам (Мф. 6:33), – говорит Господь.

Старец Макарий приводит слова преподобного Макария Египетского: «Глава всякой добродетели и верх исправляемых дел есть непрестанное в молитве пребывание; чрез что и прочие добродетели испрошением у Бога ежедневно получити можем» [36]. То есть всякое благо тоже испрашивается молитвой.

Тем не менее, не стоит делать вывод, что надо только молиться – и обязательно страсти умалятся, а добродетели умножатся.

Преподобный Макарий Египетский предостерегал от столь прямолинейного понимания: «Аще смиренномудрием, простодушием и благостию украшены не будем, образ молитвы ничтоже нас воспользует. Сие же глаголем не о молитве только, но и о всяком подвиге... Потому что все сии благочестивые делания плодов ради предприемлются и совершаются. Плоды же духовные: любовь, радость, мир, долготерпение, кротость, воздержание, смирение и подобное. Не обретающимся же в нас плодам сим суетны и бесполезны все подвиги наши» [37].

Старец Макарий не считал молитву Иисусову важнее других монашеских деланий. Молитва не приведет человека ко спасению, наставлял старец, если он не будет подвизаться в исполнении евангельских заповедей. Он напоминал: «Главная цель наша должна быть исполнение заповедей Божиих, коими очищается сердце наше от страстей и исполняется плодов духовных: мира, радости и любви, и прочих. Воздержанием утончается наш плотской состав и оным купно с молитвенным правилом очищается ум, но при исполнении заповедей Божиих и глубочайшем смирении. А без сего ни пост, ни труды, ни правила не принесут нам никакой пользы. И если только в этом одном полагать образ монашества, чтобы исполнять правило и соблюдать пост, а о заповедях любви, терпения и смирения не иметь попечения, то всуе будем трудиться» [38].

То есть можно выстаивать от начала до конца все богослужения, непрестанно твердить молитву, строжайше поститься – и при этом оставаться раздражительным, немилосердным и лукавым.

Основа монашества – послушание. Ведь, если человек водится собственным разумом, молитва не прививается к его сердцу. Преподобный Нектарий Оптинский замечал, что «без послушания человека охватывает порыв и как бы жар, а потом бывает расслабление, охлаждение и окоченение, и человек не может двинуться дальше. А в послушании сначала трудно – все время точка и запятая, а потом сглаживаются все знаки препинания» [39].

Святой Иоанн Лествичник учит: «Одна только есть стезя, вводящая в заблуждение: она называется самочинием» [40]. Послушание же игумену, уставу и духовнику – условие успешного прохождения монашеского пути. Это и самый простой путь к смирению. Святые отцы учат, что уныние бежит от послушливых, преподобный Иоанн Лествичник замечает, что послушание есть «беспечалие в бедах» [41]. Послушный ничего не оспаривает, ни с кем не ссорится, но смиряется перед людьми и все скорби принимает как заслуженные, как волю Божию о себе.

Старец Макарий писал: «Монашество есть образ смирения, и до оного достигают множеством браней и искушений» [42].

Подвиг необходим, но именно смирение становится ключом к победе. Преподобный Силуан Афонский говорит: «Все мы, последователи Христа… в особенности монахи, ведем борьбу с врагом. Мы на войне, и сражение наше идет каждый день, и каждый час… Чтобы победить врага, надо научиться Христову смирению; и чья душа стяжала это смирение, тот победил врага» [43].

Венец без победы не бывает», – говорит святитель Тихон Задонский. Какие же плоды созревают в душе монаха, верно проходящего свой подвиг? Какую награду получает воин Христов за непрестанную духовную битву?

Напомним, что святой Иоанн Кассиан Римлянин именует конечной целью монашеской жизни Царство Божие, а целью жизни земной – очищение сердца. Через годы аскетической брани сердце постепенно очищается от страстей, и монах становится, как говорит преподобный Нил Синайский, алтарем Господним, «на котором… приносятся чистые молитвы Богу» [44]. Какой величественный образ! Не только в храме из камня и дерева возносится фимиам молитвы – сам монах становится живым храмом, где его чистое сердце служит престолом Творца.

Как говорит преподобный Порфирий Кавсокаливит: «Полюбив Христа, мы должны научиться жить жизнью Христовой». И если по благодати Божией монах достигает этого, он духовно преображается. Для него уже не существует какого-либо страха: ни смерти, ни диавола, ни ада. «Если познаешь и возлюбишь Христа, будешь жить в раю, – говорит старец. – Христос – это рай. Рай начинается уже отсюда. Церковь – это земной рай, подобный тому, что на небе» [45].

И наконец, высший «трофей» нашей духовной битвы – любовь. «Только любовью венчается путь духовного совершенствования, ведущий к обожению» [46], – свидетельствует старец наших дней, архимандрит Иоанн (Крестьянкин). Эту совершенную любовь к Богу и ближним явили нам многие святые подвижники, в том числе и наши оптинские старцы.

Так через непрестанный подвиг инок-воин духовно преображается и одерживает победу, становясь живым храмом Божиим, где пребывает Сам Христос.

Преподобный Силуан Афонский прямо указывает: «Благодаря монахам на земле никогда не прекращается молитва; и в этом – польза всего мира, ибо мир стоит молитвою; а когда ослабеет молитва, тогда мир погибнет» [47].

В монастырях древняя традиция православного уставного богослужения живет во всей своей полноте и строгости. Здесь богослужение – не дополнение к жизни, но сама жизнь, ее основа и смысл.

Порой приходские храмы пустеют, несмотря на все упрощения и сокращения служб, а монастырские наполнены молящимися. О чем это говорит? О том, что душа человеческая интуитивно тянется к подлинному, к неповрежденному. Люди едут издалека ради того, чтобы прикоснуться к древней традиции, услышать простое, исполненное благоговения пение монашеского хора. Они хотят почувствовать особую атмосферу монашеской молитвы, откликаются на нее сердцем. Современный человек, измученный суетой, информационным шумом, духовной пустотой потребительского общества, приезжает в монастырь как в оазис, как в место, где небо касается земли.

Оказывается, не нужно «идти в ногу со временем», «приспосабливать» богослужение к современности. Наш современник может не понимать церковнославянского языка, не знать тонкостей устава – но его сердце безошибочно чувствует подлинность и отзывается на нее.

Что должны делать современные игумены для того, чтобы привить монахам любовь к богослужению и молитве?

Опыт показывает необходимость личного контроля и системной работы с братией. Но одной дисциплины недостаточно. Задача игумена – объяснить насельникам духовный смысл, необходимость неопустительного посещения богослужений, исполнения келейного правила. Для этого нужно проводить регулярные беседы с братией. Ведь часто говоришь известные истины, но, сказанные из уст игумена в нужное время, они обладают особой силой воздействия на монахов. У нас в монастыре сложилась традиция – после каждого ежегодного Собрания игуменов и игумений монастырей Русской Православной Церкви во главе с Патриархом, мы в обители обсуждаем доклад Первосвятителя и осмысляем, как применять наставления нашего Священноархимандрита в монастырской жизни.

Беседы с наместником и духовниками призваны создавать атмосферу доверия. Однако, безусловно, личный пример игумена намного важнее любых слов. Если игумен посещает все богослужения и трапезы, находится в постоянном общении и контакте с братией, насельники смотрят на игумена как на пастыря и отца и стараются ему подражать.

Именно такой целостный подход – где дисциплина сочетается с пастырским словом, а слово подкрепляется личным примером, – создает ту здоровую духовную атмосферу, в которой монашеское призвание раскрывается в полноте и приносит свой плод.

Таким образом, авторитет игумена зиждется не на формальной власти, а на доверии и уважении, которые он заслуживает своей жизнью. Там, где игумен является первым в молитве и последним в служении, где его слово не расходится с делом, там и дисциплина воспринимается не как внешнее принуждение, а как естественное стремление к духовному порядку и соборному единству во Христе.

***

«Венец без победы не бывает» – эти слова святителя Тихона Задонского определяют весь монашеский путь.

Враг монаха – это прежде всего его собственные страсти и греховные навыки. Брань – ежедневная борьба с самим собой, понуждение к молитве и добродетели. Подвиг – верность монашеским обетам, самоотверженное исполнение монастырского устава и непрестанная молитва. Победа – внутреннее преображение, одоление своего ветхого человека, когда сердце очищается и становится способным к принятию даров Святого Духа. А венец – обожение человеческой природы, когда монах становится истинным «алтарем Господним», а его земная молитва соединяется с небесной. В конечном итоге победа – это достижение Царства Божия.

Эта главная победа складывается из тех, которые монах одерживает в своих ежедневных сражениях. Каждое понуждение себя на посещение богослужения, на келейную молитву, на смирение перед братом, каждое обуздание своего языка, своего раздражения, лени и лукавства становится для инока малой победой. Каждое отвержение себя становится для него малой голгофой, ведущей к воскресению.

Победа не остается без венца. Святые отцы свидетельствуют: благодать Божия неизменна, и пути к ней остаются теми же. Изменились условия, но не изменился Бог и не изменилась человеческая природа. Поэтому и в наши дни те, кто следует за Христом-Победителем, кто всем сердцем любит Бога, совершая свой монашеский путь в послушании и смирении, непременно получит награду. И может удостоиться тех же духовных даров, что и древние подвижники.

-----------------------------

[1] Эти слова свт. Тихона записал в своем блокноте свт. Иоанн Шанхайский, они вошли в богослужебные тексты. См. в службе свт. Тихону: «Всю свою жизнь святитель «досады, скорби, обиды радостно терпел еси, помышляя, яко венец без победы, победа без подвига, подвиг без брани, а брань без врагов не бывает» (Канон свт. Тихону Задонскому. Песнь 6-я).  
[2] Собрание писем оптинского старца Амвросия. Оптина пустынь, 2022. С. 290–291. 
[3] Добротолюбие. Т. 2. М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2010. С. 10. 
[4] Добротолюбие. Т. 5. М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2010. С. 240. 
[5] Душеполезные поучения преподобного Макария Оптинского. Изд. Введенской Оптиной Пустыни, 1997. С. 331. 
[6] Добротолюбие. Т. 2. С. 30. 
[7] Там же. С. 175. 
[8] Житие оптинского старца схиархимандрита Исаакия (Антимонова). Изд. Введенской Оптиной пустыни. 1995. С. 76–77. 
[9] Старец Паисий Святогорец. Слова. Т. 1. С болью и любовью о современном человеке. М.: Святая Гора, 2002. С. 65–66. 
[10] Там же. С. 75. 
[11] Там же. С. 76. 
[12] Там же. С. 77–78. 
[13] Дневник послушника Николая Беляева (преподобного оптинского старца Никона). Введенский ставропигиальный монастырь Оптина пустынь. 2010. С. 343. 
[14] Исаак Сирин, прп. Слова подвижнические. СТСЛ, 2008. Слово 60. С. 392‒393. 
[15] Там же. Слово 30. С. 176. 
[16]. Душеполезные поучения преподобных Оптинских старцев. Т. 2. Изд. Введенской Оптиной пустыни, 2000. С. 75. 
[17] Житие и поучения оптинского старца Анатолия (Зерцалова). Введенская Оптина пустынь, 1994. С. 76, С. 106. 
[18] Дневник послушника Николая Беляева (преподобного оптинского старца Никона). С. 100. 
[19] Слова преподобного Симеона Нового Богослова. М., 1892. Слово 73. С. 227. 
[20] Душеполезные поучения преподобных Оптинских старцев. Т. 1. Изд. Введенской Оптиной пустыни, 2000. С. 63–64. 
[21] Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения: в 5 т. Т. 2. Аскетические опыты. М.: Паломник, 2014. С. 109. 
[22] Симфония по творениям преподобных Оптинских старцев. Т. 2. М.: ДАРЪ, 2009. С. 320. 
[23] Душеполезные поучения преподобных Оптинских старцев. Т. I. С. 66. 
[24] Собрание писем преподобного Макария Оптинского к мирским особам. Т. ΙI. Изд. ПетрГУ, 2011. С. 118. 
[25] Полное собрание творений святого Иоанна Златоуста в 12 томах. Т. I. Изд. Санкт-Петербургской духовной академии, 1895. С. 511. 
[26] Архимандрит Мелхиседек (Артюхин). Общее монастырское богослужение – залог духовного преуспеяния братии [Эл. ресурс]. Режим доступа: https://pravoslavie.ru/74658.html. (Дата обращения 23.09.2025). 
[27] Собрание писем оптинского старца Амвросия. Оптина пустынь, 2022. С. 387. 
[28] Преподобный Анатолий (Зерцалов). Свято-Введенская Оптина пустынь, 2005. С. 330. 
[29] Там же. С. 420. 
[30] Там же. С. 387. 
[31] Агапит (Беловидов), схиархим. Житие оптинского старца Макария. Введенский ставропигиальный мужской монастырь Оптина пустынь, 2017. С. 126–127. 
[32] Душеполезные поучения преподобных Оптинских старцев. Т. I. С. 66. 
[33] Преподобный Антония, старец Оптинский. Свято-Введенская Оптина пустынь, 2003. С. 105. 
[34] Преподобные отцы и старцы Оптинские. Жития и наставления. Введенская Оптина пустынь, 2020. С. 155. 
[35] Там же. С. 276. 
[36] Собрание писем преподобного Макария Оптинского к мирским особам. Т. 1. С. 40. 
[37] См. Собрание писем преподобного Макария Оптинского к монахиням. Введенский ставропигиальный мужской монастырь Оптина пустынь, 2019. Т. 1. С. 297–298. 
[38] Там же. С 124–125. 
[39] Павлович Н.А. «И Оптина как лестница вела…». СТСЛ; Оптина пустынь, 2020. С. 58. 
[40] Иоанн Лествичник, прп. Лествица. М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2013. Степень 4. О послушании. С. 53. 
[41] Там же. С. 52. 
[42] Душеполезные поучения преподобного Макария Оптинского. С. 330. 
[43] Софроний (Сахаров) схиархим. Преподобный Силуан Афонский. СТСЛ, 2011. Ч. 2. С. 434. 
[44] Нил Синайский, прп. Письма. М.: Благовест, 2010. С. 309. 
[45] Старец Порфирий Кавсокаливит. Житие и Слова. Малоярославец: Свято-Никольский Черноостровский женский монастырь, 2014. С. 159. 
[46] Слово из вечности. Архимандрит Иоанн (Крестьянкин). Симферополь, 2013. С. 65‒66. 
[47] Софроний (Сахаров) схиархим. Преподобный Силуан Афонский. С. 430‒431.