Преподобноисповедница Фамарь (Марджанова). День рождения 1 (13) апреля 1869 г. День памяти 10 (23 н.ст.) июня

Преподобноисповедница Фамарь, схиигумения, в миру Тамара Александровна Марджанова, родилась 1 (13) апреля 1869 г. Она происходила из богатой грузинской семьи, получила прекрасное воспитание и образование.

В семье дворян Марджановых (груз. – Марджанишвили) атмосфера была более светская, чем церковная: благочестие носило, очевидно, традиционный характер, как во многих светских семьях того времени. Отец Тамары Александровны умер, когда она была еще совсем маленькой, мать умерла, когда ей было девятнадцать лет.

 У Тамары Александровны были большие музыкальные способности, хороший голос; она готовилась к поступлению в Петербургскую консерваторию. У нее был знатный и богатый жених и ей прочили успех в светском обществе, но, по Промыслу Божию, ее жизнь изменилась. Уже после кончины матери, летом, она с сестрой и двумя младшими братьями гостила у своей тетки, сестры матери, в городе Сигнахи, недалеко от возрождающегося женского монастыря во имя св. Нины в Бодби[1].

 Один раз компания молодежи поехала посмотреть на Бодбийский монастырь. Зашли в церковь: шла будничная служба; на клиросе сама игумения Ювеналия [2] читала канон, несколько сестер пели и прислуживали. Молодежь постояла некоторое время и вышла из церкви, Тамара одна осталась до конца службы. Она внезапно была до того поражена этой службой, этой духовной атмосферой, охватившей ее, что в душе своей немедленно и твердо решила отдать свою жизнь Богу, сделаться монахиней. Тамаре удалось несколько раз побеседовать с игуменией Ювеналией, и она выразила свое желание поступить в эту обитель. Матушка игумения поняла, что ее собеседница настроена серьезно, и что это – призвание Божие. Она согласилась принять девушку. «Когда матушка Ювеналия вела переговоры с Тамарой Александровной, рядом стояли и все слышали два ее брата – родной и двоюродный, мальчики лет четырнадцати. Вернувшись домой, они объявили, что Тамара собирается поступить в монастырь. Сначала все обратили это в шутку, но, заметив в девушке большую перемену – серьезное отношение к данному вопросу, постоянное стремление бывать на церковных службах, склонность к уединению, нежелание показываться в обществе, – сильно запротестовали и старались всячески уговорить Тамару Александровну отказаться от принятого ею решения; даже знакомые считали своим долгом разубедить ее» [3].

 Ни насмешки, ни уговоры, ни серьезные доводы не могли изменить решения Тамары Александровны. Тогда родные решили всячески развлекать ее, чтобы отвлечь ее от мысли о монастыре. Ее увезли в Тифлис, возили по концертам, театрам. "Помню, - рассказывала матушка, - что сижу я в театре, а руки в кармане перебирают четки".

 В конце концов, видя, что родственники не хотят отпустить ее, Тамара потихоньку ушла из дома и уехала в монастырь. Родные отыскали ее, но игумении Ювеналии удалось уговорить их, и они наконец предоставили Тамаре Александровне идти тем путем, который она избрала.

 Матушка жила под непосредственным руководством игумении Ювеналии, к которой очень привязалась. Прозрев в новой послушнице свою будущую преемницу по игуменству, матушка Ювеналия поселила духовную дочь при себе, в настоятельских келлиях, постепенно приучая ее к монашеской жизни и различным послушаниям – клиросному, канцелярскому и другим. Опытная игумения давала место подвигу в жизни послушницы, но объясняла, что без смирения и осознания своей неспособности ни к чему доброму любой, даже самый великий подвиг напрасен.

 Один раз послушница Тамара, подобрав таких же, как и она, пылких сестер, принялась с ними в прилегающих к обители горах рыть пещеры с намерением перейти туда жить и спасаться [4]. Игумения Ювеналия остановила подобное предприятие, пусть начатое с благими намерениями, но превышающее силы сестер и предпринятое без благословения. Однако другая бодбийская послушница, Параскева, в монашестве Павла, такое благословение, по всей видимости, получила. Восстанавливая разрушенный храм святого великомученика Георгия в селе Мамкоды. она выкопала себе пещеру около храма, на высокой горе, среди окружающего леса. Так возник приписной к Бодбийскому монастырю Георгиевский скит, в 1903 году преобразованный в общежительный монастырь[5]. 

 Послушница Тамара прожила двенадцать лет в Бодбийском монастыре, духовно напутствуемая своей старицей-настоятельницей. За это время она была пострижена в рясофор, а затем в мантию с тем же именем Ювеналии архиепископом Флавианом [6], Экзархом Грузии. Архиепископ дал новопостриженной имя ее духовной матери. (Владыка Арсений рассказывал, что некоторые люди, находившиеся в церкви во время пострига, видели белого голубя, вившегося над головой матушки.)

 В 1902 году игумения Ювеналия-старшая была переведена в Москву настоятельницей Рождественского монастыря, а Ювеналия-младшая назначена Святейшим Синодом (т.к. это был первоклассный монастырь) игуменией Бодбийского монастыря. Таким образом, еще совсем молодой матушка стала игуменией монастыря святой равноапостольной Нины, просветительницы Грузии, - монастыря, в котором к тому времени было около трехсот сестер. Матушка сперва очень тосковала в разлуке со старшей игуменией Ювеналией, которая стала ее духовною матерью, заменила ей родную мать. Большую помощь и поддержку оказал ей в то время святой праведный Иоанн Кронштадтский, бывший духовным наставником обеих игумений [7].

 Матушка очень любила свой Бодбийский монастырь, любила вспоминать его. Но ей самой недолго пришлось оставаться в нем игуменией. 27 ноября 1907 г. на выезде из г. Тифлиса экипаж матушки, направлявшийся в Бодбийский монастырь, почти в упор был расстрелян революционно настроенной бандой грабителей. Погибли кучер и верховный стражник, были ранены кондуктор и слуга, но игумения Ювеналия осталась жива.

 В момент нападения матушка молилась преподобному Серафиму Саровскому, икону которого она держала в руках. По ее мнению, молитвенное обращение к преподобному помогло ей тогда сохранить жизнь. Впоследствии она особенно почитала и икону Божией Матери «Знамение», в день празднования которой было совершено нападение. По личной просьбе матушки и ходатайству митрополита Московского и Коломенского священномученика Владимира (Богоявленского) через месяц после нападения она была переведена в Москву, полгода была в числе сестер Богородице-Рождественского монастыря и затем назначена начальницей московской епархиальной Покровской общины сестер милосердия.

 Монахини Покровской общины подвизались как сестры милосердия, так же, как и сестры Марфо-Мариинской обители, у них был устав, определяющий молитвенное делание и правила жизни, но монахинями они не были. Будучи настоятельницей Покровской общины, матушка очень сблизилась с Великой княгиней Елизаветою Федоровной, создавшей Марфо-Мариинскую обитель милосердия, всегда вспоминала её и говорила о ней с особым чувством.

 Именно так у нее родилось и все больше разгоралось желание уединиться, поселиться в одиночестве около Саровского монастыря, как бы под покровом прп. Серафима, который был ей особенно близок, и там окончить жизнь в молитвенном подвиге. Но там, в Сарове, точнее в Серафимо-Понетаевском монастыре, куда матушка поехала в июне 1908 г. и откуда ходила в Саров, матушка получила как бы повеление от Божией Матери, когда она молилась перед Ее иконой Знамения. Это чудесное внушение повторялось несколько раз, и матушка поняла, что Божия Матерь не хочет, чтобы она кончала жизнь в уединении, а поручает ей создать новый скит не только для себя, но и для других. Все же матушке трудно было отказаться от своего горячего желания уединения, да и боялась она, не было ли повеление Божией Матери искушением. Она решила посоветоваться с опытным духовником и в октябре поехала в Зосимову пустынь к затворнику преподобному Алексию, который, выслушав матушку, решительно сказал ей, что она не должна уходить на покой для уединенной молитвы, а должна и даже обязана устроить новый скит, что к этому ее призывает Сама Матерь Божия.

 Желая еще и еще раз проверить себя перед началом такого серьезного и большого дела, матушка приехала в Оптину Пустынь посоветоваться с преподобным Анатолием, который тоже настойчиво убеждал ее исполнять поручение, данное ей Самой Божией Матерью. Еще несколько раз матушка ездила за советом к старцу – преподобному Алексию Зосимовскому, который радостно поддерживал ее в создании нового скита. Возвращаясь из последней поездки к отцу Алексию, матушка заехала в Троице-Сергиеву Лавру, чтобы посоветоваться с наместником Лавры о. Товией. В глубине души матушка еще надеялась, что о. Товия, как человек опытный и деловой, отсоветует ей приниматься за такое трудное дело. Но и наместник Лавры, внимательно и с любовью выслушав матушку, решительно и властно благословил ее на создание нового скита.

 Таким образом, с советом и благословением старцев - о. Алексия Зосимовского, о. Анатолия Оптинского и о. Товии, наместника Троице-Сергиевой Лавры, - окончательно решено было создание нового Серафимо-Знаменского скита. С явной помощью Божией появились и средства для этого большого дела.

 27 июля 1910 года состоялась закладка скита на уже измеренном и распланированном участке. Скит строился с июля 1910 по сентябрь 1912 года. Во всех планах внутреннего и внешнего устройства скита матушка советовалась с епископом Арсением (Жадановским), ставшим с 1916 года духовником матушки и всех сестер скита (таковым он и оставался до самой своей смерти в 1937 году).

  Освящение скита состоялось 29 сентября 1912 года. Освящал скит митрополит Московский и Коломенский священномученик Владимир (Богоявленский), относившийся к матушке и ее новому скиту с большим и горячим чувством. В скиту были установлены правила, способствовавшие внимательному внутреннему деланию – молитве, трезвению, аскетическому труду, хранению совести. Сестры скита очень внимательно следили за своим внутренним состоянием, подвизались в послушании, смиренномудрии, молчании, неосуждении ближних, откровении помыслов [8].

 Серафимо-Знаменский скит просуществовал всего двенадцать лет. Он был закрыт большевиками в 1924 году. Сестры разошлись в разные стороны. Матушке удалось найти небольшой дом в поселке Перхушково, и она поселилась в нем с десятью сестрами. В отдельном домике помещался священник (иеромонах Филарет [Постников]). Матушка, десять сестер и батюшка - двенадцать человек, "по числу апостолов Христовых", - говорила матушка.

  Жизнь в Перхушкове наладилась приблизительно, как и в скиту. Многие приезжали к матушке за советом, наставлением.

  В 1931 году матушка была арестована вместе с несколькими сестрами и батюшкой. В тюрьме с нею вместе была ее верная послушница. В камере, где находилась матушка, были разнородные заключенные - и политические, и уголовные. Как-то удалось отделить угол для матушки в общей камере чем-то вроде занавески. Уголовницы часто шумели, начинали петь неприличные песни, но, когда матушка просила их перестать, они замолкали - все уважали ее. Когда матушка получала передачи, она оделяла всех, кто был в камере, и все принимали это от нее как бы в благословение.

 После приговора матушку сослали в Сибирь, за двести верст от Иркутска. Нечего и говорить, какое это было трудное и утомительное путешествие. В конце пути матушке пришлось идти пешком. С нею в ссылку поехала ее послушница Нюша, простая девушка, любящая и самоотверженная. Известно, что матушка жила в простой крестьянской избе, где ей за печкой был отведен угол. Хозяин этой избы и его сын Ванюша очень полюбили матушку. Уже вернувшись из ссылки, матушка переписывалась с ними, послала в подарок Ванюше отрез на рубашку. А он ей написал: "Жаль, что Вы уехали от нас. У меня теперь баян, я весь день играю, вот Вы бы послушали". Читая это письмо, матушка говорила с улыбкой: "Вот, пожалел меня Господь!"

 Как она вынесла тюрьму и три года ссылки при своих больных ногах, с уже обнаружившимся туберкулезом?! Ей помогла ее вера, сила воли и огромная выдержка.

  В ссылке матушка должна была, как все административно высланные, два или три раза в месяц являться в местный комиссариат расписываться. Комиссар сначала принимал ее очень сурово, если не враждебно. Но весь облик матушки, какая-то духовная сила, светившаяся в ее глазах, постепенно влияла на этого человека; изменился его суровый тон, он стал иногда разговаривать с матушкой. А когда кончился срок ссылки, и матушка в последний раз пришла в комиссариат расписываться, комиссар тепло простился с ней, сказал, что жалеет, что больше ее не увидит. Матушка ушла, но, отойдя немного по дороге, оглянулась и увидела, что комиссар вышел на крыльцо и провожает ее взглядом.

 Матушка давно болела легкими. В ссылке болезнь ее ухудшилась, ей было очень трудно и плохо. В письмах к своим ближним она все повторяла, что хотела бы "вернуться к своим бережкам". И Господь, выполнил ее желание, она чудом осталась жива и "вернулась к своим бережкам".

 Ссылка матушки кончилась в 1934 году, весной. Она вернулась и поселилась в маленьком домике в дачном поселке около станции Пионерская Белорусской железной дороги. Она была уже очень больна. В ссылке у нее появились признаки туберкулеза горла; болезнь постепенно уносила ее силы.

 Скончалась матушка 10/23 июня 1936 года. Отпевал ее на дому Владыка Арсений. Похоронили ее в Москве, на Введенских горах, недалеко от могилы святого праведного Алексея Мечева. На могиле стоял белый деревянный крест, в который были вделаны две иконки - Знамения Божией Матери и прп. Серафима. На нижней перекладине по благословению Владыки Арсения сделана надпись: "Веруяй в Мя имать живот вечный".

 13 июня 2018 года на Немецком кладбище Москвы состоялось обретение мощей преподобноисповедницы Фамари (Марджановой). После обретения святые останки были положены в гроб и перевезены в Серафимо-Знаменский скит.

 11 октября 2023 года имя преподобноисповедницы Фамари (Марджановой) включено в Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской.

 Источник: https://azbyka.ru/

 Арсений (Жадановский), епископ, священномученик. Воспоминания. М.: Издательство Православного Свято-Тихоновского Богословского Института, 1995. С. 104-149.

 

Примечания:

[1] Обитель святой равноапостольной Нины в Бодби была возобновлена 7 мая 1889 года по воле императора Александра III в новом качестве – как женский монастырь. До середины ХVIII века монастырь был мужским, пока не запустел. Игумения Ювеналия (Ловенецкая), прибывшая из Москвы в Бодби с шестью сестрами, стала устроительницей и первой настоятельницей обители. Ее трудами на развалинах древнего храма возник большой монастырь с двумя церквями – возрожденной древней, где под спудом почивали мощи святой равноапостольной Нины, и новоотстроенной четырехпрестольной с главным приделом во имя святителя Николая. В начале ХХ века в обители подвизалось уже 180 сестер, имелось также подворье в Тифлисе. Внутреннее монашеское делание и труды на различных послушаниях насельниц монастыря продуманно сочетались с просветительской деятельностью. При монастыре было две школы – одна, за оградой обители, для приходящих детей, другая – для девочек, все время обучения проживавших в обители на полном содержании, получавших монастырское воспитание и среднее образование и, по окончании курса, – право преподавания в начальных классах школы. (Православные русские обители: Полное иллюстрированное описание всех православных русских монастырей в Российской Империи и на Афоне. СПб.: Книгоиздательство П.П. Сойкина, 1910. С. 684-686).

2] Игумения Ювеналия (в миру – Елена Викентьевна Ловенецкая) родилась 21 февраля (5 марта по н. ст.) 1842 года в г. Тула (согласно метрической книге Богородице-Рождественской церкви, что в Гончарах г. Тулы Тульской губернии за 1842 год), происходила из старинного дворянского рода и была насельницей московского Страстного монастыря. 22 ноября 1876 года пострижена в рясофор, 12 апреля 1880 г. – в мантию. В 1889 году ее назначили игуменией в женский монастырь во имя равноапостольной Нины в Бодби, который был полуразрушен и находился в запустении. К началу ХХ века Бодбийская обитель стала одним из процветающих женских монастырей. Большое внимание игумения Ювеналия уделяла внутреннему деланию сестер. Матушка стремилась заложить в их души основу основ монашеской жизни – послушание, от которого рождается смирение. 28 августа 1902 года Святейший Синод вынес определение о переводе игумении Ювеналии (Ловенецкой) в Москву настоятельницей Богородице-Рождественского женского монастыря, чему поспособствовал священномученик Владимир (Богоявленский). Проводы матушки игумении в Москву стали большим событием, которое освещали церковные и светские периодические издания. Ее духовную дочь, собиравшуюся ехать с матушкой, оставили в Бодбийском монастыре. 12 октября 1902 года монахиня Ювеналия (Марджанова) была возведена в сан игумении Бодбийской обители Экзархом Грузии архиепископом Алексием (Опоцким). Игумения Ювеналия (Ловенецкая) многое сделала для Рождественской обители. Она духовно воспитала сестер, которые смогли пережить годы гонений и поддерживать других людей своей верой и христианской любовью. Некоторые из них сподобились мученического венца, как например преподобномученица Татиана (Бесфамильная), расстрелянная на Бутовском полигоне 21 октября 1937 г. Сестры, которые смогли остаться в закрытой обители на правах жильцов, свидетельствовали о том, что игумения Ювеналия была для них любящей матерью во Христе. У матушки сложились добрые отношения и с монастырским духовенством, о котором она заботилась. Игумения Ювеналия благоукрасила монастырь. Во время ее настоятельства возведен трапезный храм Казанской иконы Божией Матери (архитектор П.А. Виноградов), строившийся в трудные 1904-1906 годы. 6 июля 1904 года священномучеником Владимиром (Богоявленским), бывшим в то время митрополитом Московским, совершено освящение закладного камня храма, 8 сентября 1905 года освящены кресты на куполах Казанского храма и малым чином – сам храм, в котором в этот день престольного праздника была совершена первая Божественная литургия. Через год, 30 августа 1906 года, священномученик Владимир совершил великое освящение храма. Игумения Ювеналия (Ловенецкая) управляла обителью до августа 1921 года. До настоящего времени считалось, что игумения Ювеналия, вместе с несколькими сестрами, в 1921 году была сослана на Соловки, в лагерь особого назначения. Но, согласно письму преподобноисповедницы Фамари (Марджановой), игумения Ювеналия отошла ко Господу в день Успения Пресвятой Богородицы 15 (по новому стилю 28) августа в стенах Рождественской обители и была в ней похоронена, недалеко от усыпальницы князей Лобановых-Ростовских (Письмо из фонда Котэ Марджанишвили Национального музея Ильи Чавчавадзе в г. Кварели (Грузия)). Некрополь монастыря за 20-е и 30-е годы был варварски перекопан, а затем была сделана искусственная насыпь, на которой была построена школа. Когда школу снести и насыпь вывезли, то все найденные останки – черепа и косточки, а их было множество по всей территории обители, были сестрами аккуратно собраны, очищены и сложены в специально устроенной костнице. Над ней сейчас возвышается крест, а со временем будет возведен храм-часовня во имя Всех Святых, в земле Русской просиявших. Закладку часовни совершил приснопамятный Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. Возможно, среди них находятся останки и игумении Ювеналии (Ловенецкой).

[3] Арсений (Жадановский), епископ, священномученик. Воспоминания. М.: Издательство Православного Свято-Тихоновского Богословского Института, 1995. С. 105.

[4] Там же. С.106.

[5] Там же. С.106. Примечание 2.

[6] Архиепископ Флавиан (Городецкий), впоследствии митрополит Киевский и Галицкий; †1915.

[7] Знакомство игумении Ювеналии-старшей со святым праведным Иоанном Кронштадтским  началось в трудный период для возрождающегося полуразрушенного Бодбийского монастыря. В один из тяжелых моментов для обители отец Иоанн, который не был тогда знаком с матушкой, поддержал ее духовно в письме и отправил ей по почте свое первое пожертвование. Это была именно та сумма, в которой монастырь на тот момент остро нуждался. Все это свидетельствовало как о прозорливости отца Иоанна, так и об искренней и теплой молитве игумении Ювеналии и сестер, просивших Господа о помощи. Матушка игумения сердечно поблагодарила Кронштадтского пастыря в письме, а затем, вместе с послушницей Тамарой, исполнявшей обязанности келейницы и помогавшей матушке в ведении канцелярских дел, поехала в Петербург и Кронштадт, чтобы поблагодарить его и лично. Так началось духовное окормление отцом Иоанном игумении Ювеналии и ее послушницы – будущей схиигумении Фамари. Послушнице Тамаре отец Иоанн предсказал монашество, игуменство и пострижение в великую схиму, что со временем и сбылось. Святой праведный Иоанн утешал и укреплял обеих игумений в их разлуке. Новая бодбийская игумения при необходимости приезжала к отцу Иоанну, где бы тот ни находился. Она бывала и у своей духовной матери в московском Богородице-Рождественском монастыре. О последней встрече со святым Иоанном, которая произошла в 1906 году в Богородице-Рождественском монастыре, где он совершал богослужение в Казанском храме, преподобноисповедница Фамарь написала так: ««Последний раз близко видела я отца Иоанна в Рождественском монастыре в 1906 году. Народу, как всегда, было множество, – вспоминала она, – по окончании службы мы поспешили домой (то есть в настоятельские келии – прим. Сост.), чтобы встретить батюшку. Я стала у окна и наблюдала, как великого пастыря вели из церкви. Это было что-то неописуемое. Мне думалось – батюшку растерзают: кто ловил его за руку, кто тащил за рясу, кто всем своим корпусом протискивался к нему, производя давку. Привели отца Иоанна с расстегнутым воротом, без шляпы, всего мокрого от пота. <…> Увидела я его в таком виде и воскликнула: "Боже мой, как я испугалась, казалось, Вас совсем по кусочкам разнесут". А он, улыбаясь, взял меня за голову и сказал: "Ах, ты моя глупенькая, – ведь любовь никогда вреда не сделает. Они меня теснят, они же и оберегают". За предложенной затем трапезой батюшка был необыкновенно радостен, весел и со всеми приветлив. После обеда пошёл он в кабинет и подписал мне свой большой портрет, возведя меня в Ювеналию Вторую в отличие от Ювеналии Первой, Рождественской игумении. Это название так и утвердилось за мной» (Арсений (Жадановский), епископ, священномученик. Воспоминания. Указ. соч. С. 114-115).

[8] Арсений (Жадановский), епископ, священномученик. Воспоминания. Указ. соч. С. 124-130.