Начиная доклад на тему современного возрождения монастырей в Русской Православной Церкви, я хотел бы привести некоторые исторические и статистические данные из недавней истории нашей Церкви. С 1917 года она пережила 70-летний период гонений, обрушившихся на епископат, клириков и мирян, но с особой жестокостью – на монашествующих и на монастыри, которые, не поддавшись на поддерживаемые безбожной властью «обновленческие» и «самосвятские» расколы, явили непоколебимый пример верности святому каноническому Православию. Многие монахи и монахини были зверски замучены и убиты: так, семь монахинь Покровского монастыря города Воронежа живых сварили в котлах с кипящей смолой, братии нашей обители рубили саблями пальцы на руках, а некоторых вывели зимой на лед замерзшей реки, рубили топором по голове и топили в проруби. Тысячи были заключены в тюрьмы и сосланы на каторжные работы, иным пришлось покинуть свое Отечество, и, храня верность монашескому званию, быть светильниками Православия на чужбине, в других странах, являя подвиг исповедничества и дух православного подвижничества. Ярким примером этого в Русской Зарубежной Церкви был святитель Иоанн (Максимович), архиепископ Шанхайский и Сан-Францисский, и целая плеяда подвижников благочестия.
Русская Православная Церковь, в 1917 году насчитывавщая 1256 монастырей и 107035 монашествующих, по истечении 70 лет в 1988 году имела всего лишь 22 монастыря и проживавших в них 1190 монахов и монахинь.
Но это была официальная статистика, а на самом деле на территории бывшего Советского Союза действовали неофициальные монашеские общины вокруг старцев-духовников и их учеников, которые, возвратившись из тюрем и ссылок, служили в немногих сохранившихся приходских храмах (так как по благословению святителя Тихона, патриарха Московского и всея Руси, в связи с особым положением Церкви, монашествующим давалось благословение служить на приходах и совершать Таинство Крещения, а также венчания).
Как правило, вокруг таких приходов создавались негласные монашеские братства или сестричества. Сами же монашеские постриги совершались тайно. Таковые негласные монастыри существовали во многих епархиях, и сами тайные постриги совершались с благословения архиереев, а то и патриархов, возглавлявших Церковь в этот период гонений. Тайно постриженные монахи и монахини, даже приходя в храмы на богослужения, не носили монашеских одежд, и, не имея возможности жить в общежитии монастырском, жили в частных домиках по 3-4 человека, но строго ревновали о монашеских обетах и были молитвенниками за весь мир, при этом будучи неведомы миру. Впоследствии у таких общин, составленных из исповедников – старших монахов и монахинь и их последователей, окормляемых старцами-духовниками, образовались новые монастыри, и было положено основание возрождению закрытых и разрушенных старых обителей.
В пример можно привести общину села Ожога, в которой окормлялись старцем схиархимандритом Серафимом (Мирчуком) сотни духовных чад; ныне она является Благовещенским женским монастырем Липецкой епархии. Также Свято-Покровский монастырь города Лиман, который окормлял и ныне окормляет схиархиепископ Алипий (Погребняк), собравший в 1970-е годы вокруг приходского храма до 80 человек старых и новопостриженных монашествующих. Духовные чада владыки впоследствии образовали новый монастырь преподобного Сергия Радонежского в селе Сергеевка и возродили древний Свято-Успенский монастырь в Донецкой епархии (в настоящее время Святогорская Лавра, насчитывающая 150 человек братии и семь скитов в окрестных селах; в одном из скитов проживает более 40 насельников).
Здесь же стоит упомянуть Успенский и Никольский монастыри нашей Донецкой епархии, созданные духовными чадами, которых окормлял схиархимандрит Зосима (Сокур). Таковые общины объединяли не только тайно постриженных монашествующих, но и многих мирян, которых привлекало духовное настроение членов общин и строгое благоговейное богослужение, свойственное монастырскому укладу.
В 1988 году свершилось всенародное, по причине изменения государственной политики, празднование юбилея тысячелетия Крещения Руси. Современники назвали события, последовавшие за ним, новым Крещением Руси. Всплеск духовной жизни послужил открытию новых и возрождению старых, полуразрушенных храмов и монастырей.
За сравнительно короткий срок количество монастырей возросло более чем в 42 раза. В настоящее время Русская Православная Церковь насчитывает 944 монастыря, из них 462 мужских и 482 женских. Только на канонической территории Украинской Православной Церкви, находящейся в составе Московского Патриархата, 251 монастырь, где подвизаются 4412 монашествующих (данные на ноябрь 2017 года). Из настоящих примеров мы можем понять, что открытые монастыри не явились чем-то новым, возникшим на пустом месте и в отрыве от монашеской традиции, а явились продолжением традиции монашеского опыта, обогащенного в годы гонений и исповедничества, и переданного нам нашими предшественниками-духовниками. Многие современные игумены и игумении, а также духовники обителей имели опыт духовного общения со своими старцами, прошедшими горнило страданий за веру, и имеют в своих монастырях насельников-исповедников (которых, к сожалению, становится всё меньше, по причине их отхода в вечность). А некоторые и в своих семьях имеют примеры мучеников и исповедников веры, ныне прославленных Церковью в лике святых. Здесь присутствующая матушка игумения Иулиания в соборном храме обители имеет икону своего деда священномученика Владимира (Амбарцумова). Сии подвижники благочестия явились закваской для современных поколений монашествующих, пришедших им на смену.
Из опыта возрождения нашей Святогорской Лавры хочу привести примеры общения братии со старцем схиархимандритом Серафимом (Мирчуком), с которым нас познакомил окормлявшийся у него духовно схиархиепископ Алипий (Погребняк), находившийся с батюшкой в единодушном общении. Особым даром от Бога был для нас, молодых монахов, этот практический опыт духовного общения. Мы не дерзаем говорить, что мы переняли и воплотили в своей жизни духовный уровень старцев, но мы счастливы тем, что видели, какие старцы бывают, мы видели воплощение святоотеческого духа с благодатными дарами рассуждения и прозорливости, молитвенного делания и деятельной любви к Богу и ближнему. Мы в жизни видели пример для подражания, и в своей мере, идеал живой монашеской жизни в Боге.
Отец Серафим, имел в свое время опыт общения с ныне прославленным в лике преподобных схимитрополитом Серафимом (Тетрицкаройским владыкой Зиновием Мажугой), преподобными старцами Глинской пустыни Серафимом (Романцовым) и Андроником (Лукашом), с преподобным Амфилохием Почаевским и преподобным Кукшей Одесским. Как трудолюбивая пчела, собрав нектар духовного общения со святыми, он делился с нами, поддерживая нас советами при самом начале возрождения нашей обители. Переживши сиротой войну и послевоенное голодное время, в 13 лет пришедший в братию Почаевского скита и видевший в 1961 году его закрытие (под угрозой закрытия стояла и Почаевская Лавра), изгнанный из своей обители, он не мог нигде служить, так как власти гнали почаевских монахов. Он был принят епископом Владимиром (Котляровым, ныне митрополит) в клир Воронежско-Липецкой епархии, где и прослужил около 40 лет на сельских приходах, преимущественно около 30 лет на Свято-Благовещенском приходе села Ожога, собрав вокруг себя общину, составившую вокруг приходского храма сокровенный монастырь. Это было время так называемых «хрущёвских гонений» на Церковь. Глава государства объявил, что в 1980 году «покажут последнего попа по телевизору». В одном только 1961 году были закрыты Киево-Печерская Лавра, Глинская пустынь и около 9000 приходских храмов. И несмотря на это, народ, ищущий спасения, стремился объединиться вокруг таких пастырей Церкви.
Место служения отца Серафима – село Ожога Липецкой области находилось на расстоянии 700 км от нашей обители. Но мы с братией бывали у батюшки в среднем 1–2 раза в месяц, и, приезжая со списком недоуменных вопросов, нередко получали ответы на них по порядку, даже не успев их озвучить. Причем батюшка не просто давал ответы, но, цитируя при этом святых отцов, давал разъяснения, почему надо поступить так, а не иначе. Отец Серафим говорил: «Старец во всем должен быть старец – его мнение должно быть созвучным с мнением святых отцов и учением Святой Матери-Церкви».
Таковое общение и связанное с ним духовно-возвышенное настроение как бы на второй план отодвигало внешнюю неустроенность и трудности хозяйственной жизни в первые годы становления и возрождения обители. Можно сказать, что главный акцент был сделан на возрождении духовного начала в монастыре, а уже всё внешнее образовывалась само собой, по слову Писания Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам (Мф. 6:33). Доверяя благословению батюшки, мы решались, подчас, по послушанию ему, на дела, превосходящие духовные и телесные силы, веруя, что такова воля Божия. После окончания семинарии, в 24 года я был рукоположен епископом Алипием в иереи и пострижен в мантию. Около года я служил в приходском храме и в 1993 году был переведен архиерейским указом в новооткрытый Святогорский монастырь, где нес послушание в течение полутора лет на должности благочинного. Однажды владыка приехал и задал вопрос: «Может, тебя игуменом поставить, наместником монастыря?» Я в ужасе отказался, сославшись на неимение ни жизненного, ни тем более духовного опыта. Более эта тема в разговоре с владыкой никогда не поднималась и я успокоился. Прошло полгода, в попразднство Богоявления у нас в обители совершалась архиерейская служба, я нес послушание на клиросе. Во время малого входа на клирос прибежал иподиакон владыки и сказал: «Немедленно в алтарь!» – я поспешно вошел в алтарь. «Надевай епитрахиль и фелонь» – я надел. «Клади поклон перед престолом и выходи к архиерею через Царские врата» – я всё сделал, как во сне, сбитый с толку внезапностью. Перед архиереем, подойдя, как сказали, положил земной поклон. И когда я встал, владыка Алипий прочитал надо мной молитвы на игуменство и на вручение жезла и вручил Указ о назначении меня наместником. Это в 26 лет!! Я стоял как громом пораженный, только смог спросить: «Что мне делать дальше?» На что владыка спокойно ответил: «А теперь иди и дальше пой на клиросе». Впоследствии мне стала известна предыстория моего «младоигуменства». Духовно близкие мне люди поехали к отцу Серафиму в Ожогу за разрешением духовных вопросов.
Батюшка встретил их на пороге и сразу спросил:
– Отец Арсений в монастыре?
– Да.
– Наместник?
– Нет.
– Игумен?
– Нет, иеромонах.
– А ему предлагали игуменство?
– Кажется, да.
– А он что?
– Отказался.
– Как посмел? Какие причины отказа?
– Да вроде бы сказал, что нет духовного и жизненного опыта.
На что отец Серафим ответил: «Это не причина для отказа, так как где благодать Божия, там каменная стена как паутина. А где нет благодати, там паутина непробиваемой каменной стеной становится. Божие благословение: немедленно принимать наместничество и архимандритство, и чем быстрее, тем лучше. А если не примет наместничество, будет строго наказан Богом». С этим напутствием сии рабы Божии, не сказав мне ни слова, поехали прямо к правящему архиерею, а тот в свою очередь к ныне покойному Блаженнейшему Владимиру, митрополиту Киевскому; решением Синода, о котором я был в блаженном неведении, в возрасте 26 лет меня поставили игуменом, а через два месяца, к празднику Святой Пасхи – архимандритом нашей святой обители. Единственным утешением для меня в той ситуации было то, что это благословение старца, который вскоре после поставления моего на игуменство, когда мы с братией приехали, не замедлил утешить. Приняв меня, с улыбкой, по-особому тепло, ласково спросил:
– Ты игумен?
– Да, батюшка.
– Наместник?
– Да, батюшка.
– Архимандрит?
– Нет.
– А митра у тебя есть?
– Нет, батюшка.
И он подарил мне митру отца Исаакия (Виноградова), в которой тот служил в ссылке, со словами: «Другие митры под кроватями держат и без митр умирают. А у тебя всё будет – и митры, и кресты, и жезлы – всё будет, ещё другим будешь раздавать». Добавив сразу наставление: «Не стремись всё в обители исправлять сразу – делай понемножку, не спеша. Сегодня одно, завтра другое. И так потихоньку всё исправится, и какая обитель будет!» Эти слова были для нас великим утешением, так как мы получили разрушенные, поросшие кустарником храмы и корпуса. Из одного только Успенского собора братия вывезли 2600 тонн мусора (40 вагонов). Всё надо было начинать с нуля. Братии было около 30 человек, из них только 15 человек – монахи. Но благословение и благодатные молитвы батюшки и желание братии жить по совету и в послушании восстановили нашу святую обитель; сделали каменные стены, препятствующие ее возрождению, паутиной.
Пример нашей святой обители – это всего лишь один эпизод возрождения монастырей и монашества в нашем Отечестве, которое совершается не мудростию человеческой и не нашим желанием, но Всеблагим и Премудрым Промыслом Божиим по Его Святой Воле. Аминь.
Фото: Владимир Ходаков.
