«Благо есть исповедатися Господеви!» (Пс. 91:2).
Такому лицу, каков был святой Давид, – царю, ущедренному от Господа и дарами природы, и дарами благодати, и однако же глубоко падавшему иногда с высоты своего сугубого, царепророческого достоинства, без сомнения, не легче нас, братие мои, было исповедовать свои грехи и признаваться в своих беззакониях. Между тем видите, как он смотрит на исповедь: как на великую милость, как на драгоценный дар, как на услаждение души и сердца: «благо есть исповедатися Господеви!»
А из нас многие идут к духовному отцу на исповедь, как на некое истязание, стыдясь учинить признание во грехах своих. Откуда эта разность? От того, что святой Давид ясно видел, как вреден и пагубен для человека грех, а мы не видим сего. Ибо кто видит смертоносную ядовитость греха, тот, естественно, старается освободиться от него, и потому любит исповедь, яко вернейшее к тому средство. А кто не уверен в заключающейся во грехе пагубе, тот по тому самому не дорожит и исповедью, а, напротив, тяготится ею, ибо она заставляет его раскрывать пред служителем алтаря всю срамоту своих греховных деяний. Посему перед исповедью крайне нужно каждому исповедующемуся приобрести уверенность в том, что грех есть величайшее зло для человека, так что если он не освободится от него посредством покаяния и исповеди, то рано или поздно погибнет на веки.
Трудно ли увериться в сем? Нет, для сего довольно обратить внимание даже на одну, так сказать, поверхность греха.
Ибо что есть грех? Нарушение пресвятой воли Творца. Теперь судите: малое ли дело стать противником и врагом Существа всемогущего, -того Существа, в руках Коего мы и весь мир, наша жизнь и дыхание, наше время и наша вечность!
Что есть грех? Уклонение на сторону врага Божия – диавола. Опять судите: малое ли дело стать заодно с сим человекоубийцей, сделаться похожим на него в измене истине, заразиться его ядом змииным!
Что есть грех? Ослепление ума, развращение воли, искажение совести, растление тела. Безделица ли – испортить таким образом все богоподобное существо свое, уклонить его от цели бытия в противную сторону и внести в него семя тли и смерти вечной!
Что ожидает грешника в будущем? Ожидает еще большая тьма, еще большее измождение сил, еще большее горе и пагуба, ожидает конечное лишение всех благ, душевных и телесных, конечное отвержение от лица Божия, осуждение на вечное мучение во аде, с диаволом и аггелами его.
Довольно и сих самых простых понятий о грехе, чтобы затрепетать всем существом своим при одной мысли, что ты грешник!
А трепеща при мысли о своих грехах, как не поспешить к исповеди, когда в ней, силою Премудрости Божией, открыт способ к примирению нас с Богом и своею совестью? Когда в ней, за одно чистосердечное признание своих беззаконий и раскаяние в них, подается совершенное прощение? Поистине, мы должны были бы спешить к исповеди, и даже если бы в ней требовалось что-либо самое тяжкое для нас и неудобоисполнимое: ибо лучше все претерпеть и всего лишиться, нежели оставаться врагом Богу и другом диаволу. Но от нас ничего подобного не требуется, а только самое необходимое: чтобы мы исповедали свои грехи, показали отвращение к ним, решились оставить их навсегда и вознаградить прошедшее, чем можем, в настоящем. И от этого удаляться? И это почитать трудным? И ради этого оставаться во грехах? Что же значит после сего наше покаяние? Где ненависть ко греху? Где любовь к Богу, к самим себе?
Скажем же, братие, и мы со святым Давидом: «благо есть исповедатися Господеви»; – и поспешим к святому аналою, как преступники спешат к тому месту, где объявляется прощение и милость царская. Аминь.
А из нас многие идут к духовному отцу на исповедь, как на некое истязание, стыдясь учинить признание во грехах своих. Откуда эта разность? От того, что святой Давид ясно видел, как вреден и пагубен для человека грех, а мы не видим сего. Ибо кто видит смертоносную ядовитость греха, тот, естественно, старается освободиться от него, и потому любит исповедь, яко вернейшее к тому средство. А кто не уверен в заключающейся во грехе пагубе, тот по тому самому не дорожит и исповедью, а, напротив, тяготится ею, ибо она заставляет его раскрывать пред служителем алтаря всю срамоту своих греховных деяний. Посему перед исповедью крайне нужно каждому исповедующемуся приобрести уверенность в том, что грех есть величайшее зло для человека, так что если он не освободится от него посредством покаяния и исповеди, то рано или поздно погибнет на веки.
Трудно ли увериться в сем? Нет, для сего довольно обратить внимание даже на одну, так сказать, поверхность греха.
Ибо что есть грех? Нарушение пресвятой воли Творца. Теперь судите: малое ли дело стать противником и врагом Существа всемогущего, -того Существа, в руках Коего мы и весь мир, наша жизнь и дыхание, наше время и наша вечность!
Что есть грех? Уклонение на сторону врага Божия – диавола. Опять судите: малое ли дело стать заодно с сим человекоубийцей, сделаться похожим на него в измене истине, заразиться его ядом змииным!
Что есть грех? Ослепление ума, развращение воли, искажение совести, растление тела. Безделица ли – испортить таким образом все богоподобное существо свое, уклонить его от цели бытия в противную сторону и внести в него семя тли и смерти вечной!
Что ожидает грешника в будущем? Ожидает еще большая тьма, еще большее измождение сил, еще большее горе и пагуба, ожидает конечное лишение всех благ, душевных и телесных, конечное отвержение от лица Божия, осуждение на вечное мучение во аде, с диаволом и аггелами его.
Довольно и сих самых простых понятий о грехе, чтобы затрепетать всем существом своим при одной мысли, что ты грешник!
А трепеща при мысли о своих грехах, как не поспешить к исповеди, когда в ней, силою Премудрости Божией, открыт способ к примирению нас с Богом и своею совестью? Когда в ней, за одно чистосердечное признание своих беззаконий и раскаяние в них, подается совершенное прощение? Поистине, мы должны были бы спешить к исповеди, и даже если бы в ней требовалось что-либо самое тяжкое для нас и неудобоисполнимое: ибо лучше все претерпеть и всего лишиться, нежели оставаться врагом Богу и другом диаволу. Но от нас ничего подобного не требуется, а только самое необходимое: чтобы мы исповедали свои грехи, показали отвращение к ним, решились оставить их навсегда и вознаградить прошедшее, чем можем, в настоящем. И от этого удаляться? И это почитать трудным? И ради этого оставаться во грехах? Что же значит после сего наше покаяние? Где ненависть ко греху? Где любовь к Богу, к самим себе?
Скажем же, братие, и мы со святым Давидом: «благо есть исповедатися Господеви»; – и поспешим к святому аналою, как преступники спешат к тому месту, где объявляется прощение и милость царская. Аминь.
