Доклад епископа Лидского и Сморгонского Порфирия, председателя Синодального отдела по делам монастырей и монашеству Белорусского экзархата на международной научной конференции «Русь – Святая гора Афон: тысяча лет духовного и культурного единства» в рамках юбилейных торжеств, приуроченных к празднованию 1000-летия присутствия русских монахов на Святой горе Афон (Москва, 21–24 сентября 2016 года)
Ваши Высокопреосвященства, Преосвященства, досточтимые отцы игумены, матушки игумении, братия и сестры!
В своем докладе я попытаюсь рассмотреть, какова роль игумена в процессе духовного становления новоначальной братии.
Под словом новоначальный в монашеской среде подразумевается человек, который только вступает на путь монашеской жизни и, в связи с этим, нуждается в особой заботе и попечении. Чадо, аще приступаешь работати Господеви, уготови душу твою во искушение (Сир. 2:1–2) – предупреждает премудрый Сирах, и эти же слова звучат при совершении монашеского пострига.
Преподобный авва Исаия Отшельник составил «Правила и советы новоначальным инокам». Среди творений преподобного Ефрема Сирина находим «Советы новоначальному монаху о духовной жизни». «Правила наружного поведения для новоначальных» написал святитель Игнатий Брянчанинов, и другие святые отцы с чуткой заботой о новоначальных преподают им слово назидания.
Церковь как любящая мать имела всегда особое попечение о новоначальной монашеской братии. Через святых своих она обращается к ним со словом назидания, утешения и поддержки. Для святоотеческих текстов, которые адресованы новоначальным, прежде всего характерны любовь, благорасположение, чуткая забота, желание преподать азы монашеской жизни, детально прописать все возможные опасности, которые могут встретиться на пути. Эти наставления чем-то напоминают план сражения, сражения длиною в жизнь, где детально расписаны планы наступательных и оборонительных действий: условия продвижения вперед, овладения важными рубежами, отражения наступления противника, удержания оборонительных позиций. В таком же духе относительно новоначальной монашеской братии необходимо действовать и игумену.
Становление – это приобретение новых признаков, возникновение чего-то качественно нового в процессе движения вперед. Процесс нередко болезненный и сложный. После того как человек принял решение вступить на монашеский путь и начал встраиваться со всем своим багажом из прожитой жизни в жизнь монастыря, кем бы он ни был до монастыря, он начинает понимать, что все его предыдущие взгляды и представления рушатся. Всё, что было «до», осталось в прошлом, здесь и сейчас должна начаться новая жизнь. В чем нуждается душа на первых порах, которая из любви к Богу, желая духовного совершенства, оставляет всё и идет за Христом путем монашеской жизни? Разумеется, при условии, что душа эта открыта для принятия духовной помощи, имеет деятельное желание идти путем послушания. Нуждается она в том же, в чем нуждается молодое деревце: в хорошем садовнике, который будет прививать, подвязывать, поливать, удобрять, направляя энергию роста в нужную сторону. Личность игумена в этом процессе – ключевое звено. Человек, который приходит в монастырь, оставляет отца и мать и в лице игумена больше ищет мать, чем отца. От личности игумена в обители зависит абсолютно всё – начиная с духовного расцвета обители и заканчивая тем, насколько аккуратны братия в своей бытовой жизни. Но до этого игумен должен сам пройти необходимые ступени, пожить в послушании, направив все свои силы для получения практического опыта. «Что художник, который живописует на стенах воду и не может тою водою утолить своей жажды... то же и слово, неоправданное деятельностью»[1], – говорит преподобный Исаак Сирин.
Игумен – тот человек, на которого Церковь возлагает ответственность ввести новоначального в таинство монашеской жизни, способствовать его духовному развитию, бережно укреплять хорошее и искоренять худое, усердно поддерживать, заботливо воспитывать, всячески оберегать и вдохновлять. Как сказал в одном из своих выступлений владыка Афанасий Лимасольский: «Известно, что игумен и братство взаимодействуют по принципу сообщающихся сосудов. Если игумен радостен, улыбается, спокоен и в хорошем настроении, то его состояние передается и всей братии, все пребывают в радости и хорошем расположении духа. И наоборот, если игумен ходит нахмуренный, расстроенный, если он раздражен или разочарован, тогда и всё братство словно погружается во тьму этих отрицательных переживаний»[2]. Здесь нужно сделать оговорку, что речь идет о таком положении вещей в монастыре, когда игумен совмещает в себе и духовную, и административную власть.
Игуменство – это отцовство, сложнейший процесс, когда в муках рождения пасомый освобождается от пут греха, восстанавливая в себе образ Божий, который ему дан. Окрыленный первой ревностью и благодатью, новоначальный входит в новую для него монашескую жизнь, и в этот момент он и его духовный руководитель вступают в единоборство с невидимой силой, которая всеми способами будет стремиться к тому, чтобы низринуть душу пасомого со спасительного пути. «Вступил я в монастырь, – пишет святитель Игнатий Брянчанинов, – как кидается изумленный, закрыв глаза и отложив размышление, в огонь или пучину – как кидается воин, увлекаемый сердцем, в сечу кровавую, на явную смерть»[3]. Тяжелые брани и искушения сопутствуют монаху всю жизнь, но особенно опасны они в период духовного становления, так как многие брани на первых порах очень живо находят в душе новоначального сочувствие и отклик. Новоначальным свойственен максимализм, который может приводить их к крайностям в духовной жизни. Многие трудности монашеской жизни без должной духовной поддержки и руководства на этом этапе могут стать для человека непреодолимыми препятствиями к продолжению монашеского жития. Для того, чтобы новоначальный без больших внутренних потрясений встроился в жизнь монастыря, игумену прежде всего необходимо: посредством слова и своего примера преподавать новоначальному правильные понятия о монашеской жизни, следить за точным соблюдением монастырского устава, способствовать тому, чтобы новоначальный как можно чаще приступал к таинству исповеди, открывал чистосердечно все свои брани и искушения.
Хотелось бы остановить внимание на примерах из жизни Церкви, чтобы наглядно посмотреть, как отражалось на внутренней жизни новоначального подвижника как присутствие, так и отсутствие, в период его духовного становления, опытного духовного наставника в лице игумена или духовника. Проанализировав в этом контексте эпизоды из жизни некоторых святых, нетрудно заметить, что в их духовных поисках, сердечных расположениях, мыслях, борениях новоначального периода, в той или иной степени, каждый из нас, вставший некогда на путь монашеской жизни, не может не увидеть себя.
Преподобный авва Дорофей с самого поступления в монастырь имел своим духовным руководителем святого Иоанна Пророка, принимал от него наставления как из уст Божиих и «считал себя счастливым»[4], потому что так сложились обстоятельства его жизни в монастыре.
После первой беседы со старцем Леонидом Оптинским Дмитрий Александрович Брянчанинов, будущий святитель Игнатий, говорит: «Сердце вырвал у меня отец Леонид; теперь решено: прошусь в отставку от службы и последую старцу, ему предамся всею душою и буду искать единственно спасения души в уединении»[5]. Несмотря на то, что спустя некоторое время, в силу разных причин, та горячность, с которой юный подвижник предался в руководство старца Льва, стала остывать, он всегда с благодарностью и уважением вспоминал о духовном наставнике своего новоначалия. Из новоначального периода будущего святителя Игнатия есть еще один показательный случай. Будучи еще юношей, стремящимся к монашеской жизни, Дмитрий Брянчанинов желал чаще приступать к Святому Причащению и сказал на исповеди священнику, что он борим множеством греховных помыслов. Духовник, поняв исповедь по-своему, заподозрил воспитанника в преступных политических замыслах и счел себя обязанным довести об этом до сведения начальника училища. Тот, призвав Брянчанинова, подверг его строгому допросу: в чем именно заключались его замыслы, которые он сам признал преступными или греховными. Немалого труда стоило объяснить различие между преступными замыслами и греховными помыслами, и тень подозрения была наброшена на юношу-подвижника. За ним стали следить. Неудачный выбор духовника имел крайне неблагоприятные последствия: юноша заболел, по словам отца Михаила Чихачева, и никогда уже после этого не оправлялся[6].
Живой, общительный и подвижный, Александр Михайлович Гренков, будущий Оптинский старец Амвросий, несколько лет пребывал в тяжелой борьбе с собой относительно того, какой путь жизни избрать. Ему посоветовали съездить в Оптину Пустынь на два дня, познакомиться с обителью. Впоследствии старец Амвросий вспоминал о своих первых впечатлениях, полученных в Оптиной в свой новоначальный период: «Пришел к старцу Льву. Вижу, сидит он на кровати, сам тучный, и все шутит и смеется с окружающим его народом. Мне это на первый раз не понравилось»[7]. Спустя некоторое время Александр принимает окончательное решение остаться в Оптиной Пустыни навсегда. В его житии говорится о том, что в период своего новоначалия, находясь в скиту на поварском послушании, он имел возможность очень часто посещать старца о. Макария, к которому привязался всей своей любящей душой. Всегда, даже и в последние годы своей жизни, он с особенной любовью вспоминал об этих посещениях, считая это великою милостью Божией к себе. При этих посещениях Александр имел возможность говорить старцу о своем душевном устроении и получать от него мудрые советы, как поступать в тех или иных искушениях и затруднительных обстоятельствах[8].
Очень мучительным и тернистым был путь старца Паисия Святогорца в период его новоначалия. Движимый любовью к Богу и к отшельнической жизни, в юном возрасте он приходит на Святую Гору Афон. Полагая, что так называмые «зилоты» получили свое название от их горячей ревности в служении Богу («ζήλος» в переводе с греческого – ревность), он какое-то время живет у них. Дальнейшее место его пребывания – одна из келий скита святой Анны, где юный подвижник был удовлетворен укладом аскетической жизни. Однако, по его словам, он чувствовал нужду в большей духовной помощи и руководстве, геронда же этой келии, отец Хризостом, был весьма неразговорчив. Арсений (так звали старца Паисия до принятия монашества), боримый помыслами, уезжает домой, снисходя к просьбе отца, который в письме рассказывает о трудностях жизни семьи. Спустя какое-то время он снова возвращается на Афон и оказывается в Кавсокаливии, где из-за идиоритмического сурового образа жизни приходит в полное изнеможение, душевное и телесное. Оставив это место совершенно обессиленным, он встречает по дороге одного епископа, который посоветовал ему идти в Эсфигмен, считавшийся общежительным монастырем. На пути в Эсфигмен Арсению встречается поврежденный монах, который настаивает на том, чтобы он поселился в их скиту. Четыре месяца проводит Арсений с людьми, весьма далекими от подлинной монашеской жизни, которые на все его попытки покинуть это место отвечают угрозами, говоря, что они знают всех на Святой Горе, и если он их оставит, то его нигде больше не примут. С большими трудностями, добравшись до монастыря Эсфигмен, будущий старец Паисий на этом этапе своей жизни обрел желаемый монастырь и духовное руководство в лице игумена отца Калинника[9].
Спустя много лет, рассказывая о своей новоначальной жизни на Святой Горе, старец скажет: «Когда я решил стать монахом, ни от кого не обрел помощи. Две тысячи монахов жили тогда на Святой Горе, но в чьих руках я оказался! Я был измучен во всех отношениях»[10].
Еще в одном письме, написанном им к новоначальным монахам, он поясняет, что подтолкнуло его им написать: «То, что я имею боль и интерес относительно новоначальных монахов, это правда, потому что я был очень измучен, когда был новоначальным, прежде чем обрел то, что искал. Естественно, никто не виноват в том, что я так страдал, кроме моих грехов. Второй причиной было то, что я был деревенский и непонятливый, и вверял себя всякому, кого встречал. <…> Я молюсь с болью за новоначальных, чтобы они сразу обрели необходимые условия и в соответствии со своим призванием преуспевали»[11].
Подводя итог моему небольшому слову, хотелось бы отметить, что, как мы видим из предания Церкви, да и каждый из своего опыта монашеской жизни, духовное становление новоночального брата весь затрудительно, если в этом процессе живо и деятельно не участвует игумен монастыря. Даже очень способные к монашеской жизни и внутреннему деланию испытывают большие затруднения в своей духовной жизни без духовной поддержки и помощи игумена. Нам всем очень важно всегда помнить свой период новоначалия и связанные с этим тяжелые борения для того, чтобы быть особенно внимательными к новоначальной братии, быть терпимыми к их немощам, болеть за них душой и стремиться помочь.
В заключение хотелось бы сказать еще несколько слов с позиции Председателя Синодального отдела по монастырям и монашеству Белорусского Экзархата. На данный момент мы посетили практически все монастыри Белорусской Православной Церкви с целью ознакомления с жизнью наших обителей. И должен отметить, что очень отрадно видеть, как игумены с глубоким осознанием того, какое важное значение имеет их слово, их жизнь для духовного преуспеяния всего братства, ревностно и самоотверженно занимаются с братией, проводят беседы, часто исповедуют, изо дня в день живут с ними одной жизнью, общими проблемами и радостями.
В одном из своих писем отец Иоанн (Крестьянкин) писал: «Нынешние чада Церкви совершенно особые, порождение всеобщей апостасии, они приходят к духовной жизни, отягченные многими годами греховной жизни, извращенными понятиями о добре и зле. А усвоенная ими правда земная восстает на оживающее в душе понятие о Правде Небесной»[12]. С этим не поспоришь. Однако, одно из чудес, которое Господь являет в нашей Церкви, это то, что, несмотря ни на что, сегодня обретаются души, которые приходят в обители с одной и только одной целью – посвятить свою жизнь Богу. И находятся люди, которые в меру своих сил и возможностей, пусть с большими сложностями, стремятся к тому, чтобы показать приходящим красоту монашеской жизни и приобщить их к этой жизни. На этой оптимистичной ноте хотелось бы закончить свой доклад и пожелать всем игуменам открытой и искренне стремящейся к духовному совершенству новоначальной братии, а новоначальной братии – опытных и любящих игуменов.
[1] Исаак Сирин, преп. Слова подвижнические, М., 1998. С. 14.
[2] Афанасий Лимассольский, митр. Роль игумена в созидании атмосферы единения и любви в братстве. // Сайт Синодального отдела по монастырям и монашеству [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://monasterium.ru/publikatsii/doklady-2/svyatootecheskoe-nasledie-v-svete-afonskikh-traditsiy-dukhovnoe-rukovodstvo/rol-igumena-v-sozidanii-atmosfery-edineniya-i-lyubvi-v-bratstve- / Дата доступа: 15.09.2016.
[3] Полное собрание творений святителя Игнатия Брянчанинова, М., 2001. Т. 1. С. 522.
[4] Душеполезные поучения. Преподобный авва Дорофей, М., 2005. С. 18.
[5] Полное жизнеописание святителя Игнатия Кавказского, М., 2002. С. 44.
[6] Там же. С. 33.
[7] Житие преподобного Амвросия старца Оптинского, Свято-Введенская Оптина Пустынь, 2001. С. 38.
[8] Там же. С. 51.
[9] Ο Άγιος Παϊσιος ο αγιορείτης, Ιερόν Ησυχαστηριον «Ευαγγελιστης Ιωαννης ο Θεολόγος» Βασιλικά Θεσσαλονίκης, 2015. С. 90.
[10] Там же. С. 108.
[11] Там же. С. 109.
[12] Письма архимандрита Иоанна (Крестьянкина). // Сайт ПРАВОСЛАВИЕ.RU [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.pravoslavie.ru/put/biblio/pisma1/pisma01.htm / Дата доступа: 15.09.2016
