Святая постриженница княжьей обители
В XVI веке Богородице-Рождественский монастырь неоднократно упоминается в летописях в связи с разводом великого князя Василия III с княгиней Соломонией и последующим пострижением ее в стенах монастырского собора: «А постриг ея на Москве у Рождества Пречистыя за пушечными избами в девичьем монастыре Никольский игумен Старого Давид»4. Святая княгиня пожертвовала своим семейным счастьем ради блага родной земли, совершив подвиг жертвенной любви. Слова Спасителя «Больши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя»5, – нашли воплощение в ее жизни. 
Преподобная София, в миру Соломония, происходила из боярского рода Сабуровых. По преданию, этот род берет свое начало от ордынского мурзы Захарии Чета, принявшего в 1330 году Святое Крещение. Церковный историк митрополит Макарий (Булгаков) называет отца Соломонии, Юрия Константиновича, князем6. Примерно со времени правления Иоанна III князья, несшие службу при дворе, именовались боярами. Соломония рано лишилась родителей и воспитывалась в благочестивой семье своей набожной тетки, любившей ее как родную дочь. Государь избрал Соломонию в невесты из полутора тысяч знатных девиц, приехавших с разных концов Русского государства на смотрины. В те времена наследник престола по обычаю избирал в жены не иностранную иноверную принцессу, а русскую княжну.
Истинное Православие исполнено духом любви и жертвенности. Супружеская жизнь и великокняжеское служение воспринимаются православными людьми как совместное шествие к Царствию Божию, а власть – как служение ближним и огромная ответственность перед Богом. Ведь за каждое действие и повеление власть имущему необходимо будет дать ответ Нелицеприятному Праведному Судии. Князя Василия Иоанновича привлекала не знатность рода его избранницы, но ее высокие добродетели. Он понял, что именно Соломония сможет воспринять идею великокняжеского служения как особого служения Богу, разделить с ним трудности управления государством, понести его крест. И он не ошибся в своем выборе: Соломония была удивительно красива и при этом добродетельна, целомудренна и необыкновенно скромна, отличалась умом и благочестием.
4 сентября 1505 года было совершено Таинство Венчания великого князя Василия и княжны Соломонии. Их брак был на редкость счастливым: супруги жили в любви, мире и согласии. Жизнь в великокняжеских палатах, как и во всех русских домах, в то время была подчинена строго определенному порядку, близкому к монастырскому. Без молитвы и благословения Божия не начиналось никакое дело. За церковными службами и в домашнем молитвенном правиле совершался суточный круг богослужения. Страх Божий, молитва и труд составляли основу жизни, одухотворяя и возвышая ее. Ни близость к власти, ни богатство не изменили благочестивого настроя души Соломонии. Она видела в своем новом служении поприще для еще больших подвигов и благотворительности. Подобно своей святой предшественнице, благоверной великой княгине Евдокии, она усугубила свои молитвы о благе отечества, испрашивая помощи Свыше своему державному супругу.
«Вся Москва знала милосердие великой княгини к убогим, обездоленным и голодным. В стенах княжеского дворца Соломония ежедневно кормила множество нищих. С необычайной щедростью она раздавала милостыню, особенно в родительские субботы и дни памяти усопших. Княгиня заботилась о вдовах и сиротах, давая им средства "на постриганье". Она не оставляла без попечения и монашеские обители, стараясь облегчить тяготы монашеской жизни, украсить храмы, поскольку любила и чтила людей, ищущих Бога и вечной жизни. В покоях Соломонии изготовляли церковные облачения и покровы для святых обителей. Так, на раку преподобного Сергия в знак его особого почитания в великокняжеском роде княгиня собственноручно вышила покров, сохранившийся до сего времени»7. В высоком звании великой русской княгини она прожила двадцать с лишним лет, оставив по себе добрую память у современников.
Лишь одно обстоятельство омрачало жизнь великокняжеской четы: у них не было детей. Супруги переносили ниспосланное испытание по-христиански: скорбь побуждала их ко многим совместным молитвам о даровании наследника. Почти ежегодно они совершали паломничества в святые обители. «Чаще всего супруги ездили в Троицкий монастырь на поклонение Сергию Чудотворцу и со слезами молились у его святой раки»8. Московская Богородице-Рождественская обитель, возрожденная из пепла державным отцом Василия III, была близка и дорога обоим супругам по многим причинам: она была исторически и духовно связана и с монастырем преподобного Сергия, и с великокняжеским домом.
Годы шли. При дворе московского Государя возрастало беспокойство, так как пресечение великокняжеской ветви рода Рюриковичей могло снова ввергнуть Русскую землю в междоусобицы и смуты, разрушить с таким трудом, в течение нескольких столетий создававшееся единое государство. Враг рода человеческого – диавол, сеющий вражду и разделение между людьми, сильно восстал на великую княгиню Соломонию за ее добродетельную, подвижническую жизнь. Приближенные к государю князья и бояре, среди которых нашлось немало людей, преследовавших своекорыстные цели, стали почти единодушно убеждать князя в том, что именно его супруга служит прямым препятствием к продолжению рода. Вопрос был поставлен ими так, что касался и блага отечества, и самого заветного желания великого князя – иметь сына-наследника. В 1523 году, вернувшись с объезда своих земель в Москву, князь Василий III стал советоваться с боярами: «Кому по мне царствовать на Русской земле, и во всех городах моих и в пределах? Братьям ли отдать? Но они и своих уделов не умеют управить». Бояре отвечали: «Неплодную смоковницу посекают и извергают из виноградника», намекая на необходимость развода9.
В ближайшем окружения великого князя нашлись люди, которые смело объяснили ему всю противозаконность его намерения. То были митрополит Московский Варлаам, преподобный Максим Грек, Симеон Курбский, инок Вассиан. Нужно сказать, что, по свидетельствам древнерусских летописей, несмотря на опасения за судьбу своего рода и государства, великий князь долго не решался расстаться со своей супругой, которую искренно любил и с которой вместе прожил более двадцати лет. 
Начиная с 1523 года подспудные придворные интриги переросли в открытые распри боярских «партий».
Но великая княгиня стояла выше дворцовых распрей. Не желая ссор при дворе, она стала просить супруга позволить ей оставить престол и вступить в монастырь. Вопрос о разводе предстояло решить церковной власти. Митрополит Даниил дал благословение на развод, полагая, что это необходимо для блага государства. Соломония была пострижена в черницы с именем София в Московском Рождественском монастыре 28 ноября 1525 года. Спустя короткое время она была отпущена в Суздальский Покровский монастырь, где стоял великолепный собор Покрова Пресвятой Богородицы, возведенный благодаря богатым вкладам великокняжеской четы. Согласно свидетельству целого ряда летописей, развод супругов и пострижение великой княгини совершились по просьбе последней10.
Приведем здесь наиболее полное из них. По «Типографской летописи»: «В лето 7034-е благоверная княгиня Соломонида, видя неплодство из чрева своего, якоже и древняя она Сара, начат молити государя великого князя Василия Ивановича всея Руси, да повелит ей облещися в иночески образ. Цари же государь всея Руси не восхоте сотворити воли ея, начаша глаголати сице: "Како могу брак разорити и вторым совокупитися?", понеже государь богочтив и совершитель Заповедем Господским и законному повелению. Христолюбивая же великая княгиня с прилежанием и с слезами начат молити государя, да повелит ей сотворити тако, якоже хощет. Царь же и государь всея Руси ни слышати сего не восхоте и приходящих от нея велмож отревая з злобою. Великая же княгиня, видя непреклонна государя на моление ея, начат молити святейшаго архиепископа Данила, митрополита всея Руси, да умолит о сем государя, дабы сотворил волю ея быти, понеже Дух Святый всея пшеницу в сердце ея и да възрастит плод добродетели. Святейший же Данил, митрополит всея Руси, моления, слез ея не презре, много моли о сем государя и с всем священным сонмом, да повели воли ея быти. Царь же и государь всея Руси, видя непреклонну веру ея, и моления отца своего Данила митрополита не презре, повеле совершите желание ея»11.
«Любящим Бога, по слову апостола, вся поспешествуют во благое»12. То, что великой княгине суждено было переселиться из чертогов княжеских в монашеские келлии, послужило ей ко благу. Для преподобной Софии, которая и до пострига была по своему внутреннему устроению далеко не обычной мирянкой, Богородице-Рождественский монастырь стал дверью в жизнь иноческую, в новое, но, по существу, родное и близкое бытие в Боге. В суздальской же обители, в которой прожила она семнадцать лет в подвиге поста и молитвы, совершилось ее восхождение к вершинам святости. Жизнь великой княгини в обители отличалась от жизни прочих монахинь, пожалуй, лишь большими и труднейшими подвигами. Одним из свидетельств тех подвигов явилось то, что по любви к сестрам обители она собственноручно ископала колодец для нужд обители13.
Монастырские стены не могли скрыть от мира свет добродетелей преподобной Софии: еще при жизни молва о ней, как об угоднице Божией, распространилась по всей Руси, ибо, по слову Христову, «не может град укрытися верху горы стоя: ниже вжигают светильника и поставляют его под спyдом, но на свещнице, и светит всем, иже в храмине сyть»14. Святая угодница стала духовной матерью инокиням и молитвенницей о всех просящих ее помощи. Одним из первых агиографов преподобной Софии был епископ Суздальский и Тарусский Серапион. В свою бытность епископом, спустя век по кончине Софии, он обратился с донесением к патриарху Иосифу, прося рассмотреть вопрос о причислении великой княгини к лику святых и ее церковном прославлении. Чудеса и исцеления, в течение целого столетия происходившие у гробницы преподобной Софии и в иных местах по молитвам к ней, многочисленные рассказы о случаях благодатной помощи, засвидетельствованные устно и письменно многими людьми, побудили епископа Серапиона сообщить о происходившем Первосвятителю. Так, например, в 1598 году на могиле святой прозрела княжна Анна Ногтева, бывшая слепой в течение шести лет15; многие исцелялись по молитвам преподобной от полной слепоты, глухоты и других неизлечимых недугов, выздоравливали душевнобольные.
В 1609 году во время польско-литовского нашествия великое зло Русской земле причиняли отряды Лисовского, отличавшиеся особой беспощадностью при взятии городов и обителей, которые они подвергали полному разорению. Когда бандиты были уже в стенах Суздаля, явилась во сне атаману преподобная жена в иноческих одеждах с горящими свечами в руках и стала опалять его пламенем. На атамана напал сильный страх и вскоре после явления он впал в тяжкий недуг: у него отнялась правая рука. Пораженный гневом Божиим, Лисовский тотчас отступил от Суздаля16. О заступничестве святой за город и обитель было хорошо известно суздальцам, задолго до того почитавшим преподобную Софию как свою небесную покровительницу.
В ответ на донесение Суздальского архиерея патриарх Иосиф благословил положить на гробницу преподобной Софии покров и совершать молебны и панихиды у гроба святой, но не разбирать саму гробницу и не разрывать под ней земли. Вскоре епископ Серапион составил службу святой Софии Суздальской в связи с предстоящей канонизацией. Однако канонизация последовала не скоро.
Со второй половины XVII столетия Русская Православная Церковь вступила в период тяжких испытаний. Скоропалительное и самовластное проведение в жизнь церковных реформ патриархом Никоном, а также упорство и непримиримость ревнителей старины, доведенные последними до крайности, породили раскол. 
«Роковая ошибка патриарха Никона заключалась не столько в беспощадности к немощной братии17, сколько в том именно, что он в своём слепом преклонении перед современным ему греческим Востоком (бывшим уже далеко не той Византией времен Крещения Руси, что принесла на Русскую землю святое Православие. – Прим. сост.) забыл о необходимости национального преломления византийского Православия»18.
Как сторонники, так и противники патриарха Никона забыли о том, «что письмя убивает, а дyх животворит»19. По оскудении духа любви Христовой, который и отличает истинное Православие, человеческими сердцами овладевает гордость, любоначалие, взаимное осуждение. В этом и заключалась основная причина разделения. Не в духе Христовой любви было разбивать и рубить топором святые иконы, деканонизировать угодников Божиих за двуперстие и применять тому подобные меры и способы насаждения пусть даже и необходимых правил; не было любви и в отступлении от Церкви Христовой, которой, по слову ее Основателя, «врата адова не одолеют»20. В ту эпоху о церковном прославлении святой Софии конечно же не могло быть и речи.
Еще менее представлялось к тому возможностей во время царствования Петра I. К сожалению, этот русский государь очень туманно представлял себе, что есть истинная святость, хоть и чтил, к примеру, своего современника – святителя Митрофана Воронежского. Царь Петр не понимал, что такое внутренняя духовная жизнь, ведущая человека к святости. С самого начала царствования он явил себя противником подчинения жизни мирян монастырским уставам, что, несомненно, было крайностью, но, в свою очередь, он с колоссальными усилиями направил государство к другой крайности – устроению чисто светского общества по европейской модели, далеко не во всем и не всегда приемлемой для Руси.
«С самого возникновения раскола история, как будто по какому-то заказу, работала в сторону разделения, а не соединения. Реформы Петра I и последующая за ними политика онемечивания и офранцуживания русского интеллигентного общества укрепили позиции старообрядчества, всё больше удаляющегося от господствующей Православной Церкви»21.
Раскол утвердился в среде верующих, он произошел и в обществе. Его произвело не столько перенимание чужих обычаев, сколько утрата собственной духовно-нравственной основы жизни. Высшее сословие, в среде которого стала оскудевать вера, а нравственность – падать, совершенно отделилось от жизни православного народа (не черни, не толпы, а именно – народа). В среде монашествующих и духовенства, лучшие силы которого были сокрушены последовавшими реформами Екатерины II, стало постепенно угасать стремление жить духовно и свято, и в результате через двести лет общий упадок веры, нравственности и расшатывание устоев народной жизни привели к революционной катастрофе.
В царствование Петра I была и еще одна веская причина для умолчания о преподобной Софии. В конце XVII столетия царь Петр развелся со своей благочестивой супругой Евдокией Лопухиной. Ее отправили «на содержание» в Суздальскую Покровскую обитель, где постригли в монашество. Эта история имела для Петра I слишком прозрачное сходство с историей, приключившейся в великокняжеском семействе почти два века назад. После удаления преподобной Соломонии в монастырь, во многом с легкой руки автора «Записок о Московии» австрийского посланника Сигизмунда Герберштейна, стали распространяться слухи о насильственном пострижении княгини Соломонии и заточении ее в обитель, как в тюрьму. Сам Герберштейн прибыл в Москву через год после пострига великой княгини и, следовательно, при постриге присутствовать не мог. Ни Гербенштейн, ни живший почти полтора столетия спустя Петр I не могли понять русского православного монашества, которое по сути своей есть добровольное отречение от мира по призванию Свыше. Монастырь воспринимался Петром или как место заключения, или как возможность избежать тягот и трудов. На взгляд Петра I, это учреждение следовало поставить на службу государству: монастыри должны были быть превращены в пенитенциарные учреждения, больницы, приюты, дома престарелых. О точке зрения императора относительно монастырей свидетельствуют его указы и постановления (например, указ от 31 января 1724 года).
Церковный писатель Евгений Поселянин говорит о Петре I и его отношении к монашеству так: «Чуждый стремлений высоко духовных, этот великий практик забыл одно: что истинное монашество состоит в отречении от всех дел мира, даже дела благотворения. Монах бежит от мира, чтобы, ничем не рассеиваясь, теснее слиться с Богом. <…> Только тогда, когда он дожил до бесстрастия, смирил себя, победил в себе привязанность к миру и приобрёл духовную опытность, только тогда иноку пора выступить на служение миру. Те лица, "тунеядцы", о которых говорит указ, пошли в монастыри не по призванию, и чтоб им на мирской счёт не коснеть в праздности, было очень хорошо придумать для них какое-нибудь полезное занятие. <…> Но указ совершенно забывал о людях чисто духовного склада. <…> Пётр, с его ограниченными религиозными понятиями, не мог понять, что аскетическое монашество <…> служит громадную службу обществу, представляя собой прибежище для встречающихся во всяком обществе и во всякую эпоху людей тонкой духовной организации, которые задыхаются среди лжи, неправд и жестокостей мира. <…> Отдаваясь всецело духовному деланию <…> эти люди становятся потом руководителями, утешителями, просветителями верующих»22.
Для Петра версия о заточении великой княгини Соломонии в монастырь казалась гораздо более правдоподобной, чем добровольный уход ради самоотверженной любви к Богу, ближним и отечеству. Заточив свою супругу в монастырь, Петр старался заглушить внутренний голос своей совести, а также голос совести народной, вещавший о его неправедном деянии, поэтому любое упоминание о преподобной Софии, а, тем более, о ее прославлении в лике святых служило бы ему справедливым укором.
Тем временем святая угодница Божия, оклеветанная при жизни и после смерти не имевшая должного почитания, продолжала благодетельствовать людям. Святая, всеобъемлющая любовь, по словам святого ХХ столетия праведного Алексия (Мечева), «и по смерти не умирает»23. Суздальский летописец XVIII века ключарь Покровского собора священник Анания Федоров оставил для будущих поколений подробную запись о знамениях и чудесах, совершившихся по молитвам преподобной Софии Суздальской со времени ее праведной кончины до современных летописцу событий. Будучи сам очевидцем многих событий, происходивших у гробницы праведницы, и свидетелем глубокого всенародного почитания ее, он верил в грядущее прославление преподобной, ибо не ложны слова пророка, многократно повторяемые в течение года на богослужениях: «В память вечную будет праведник, от слуха зла не убоится»24.
Вопрос о прославлении святой Софии был затронут в конце XIX – начале XX столетия. Этому немало способствовало некоторое оживление интереса к русской истории в царствование императоров Александра III и Николая II. О личности и судьбе преподобной Софии стали упоминать в своих трудах церковные и светские историки. В конце XIX века имя святой «было внесено для почитания в Православный Церковный календарь на 1893 год, а также в Церковный календарь на 1916 год под редакцией Издательского Совета при Святейшем Синоде»25.
Нынешнее прославление великой княгини Соломонии – преподобной Софии Суздальской подготовлено ее предшествующим почитанием. Существует древняя служба преподобной, подробное жизнеописание, свидетельства о посмертных чудесах. В 1984 году Святейший Патриарх Пимен благословил включение имени святой Софии и службы ей в Минеи и Православный Церковный календарь в лике местночтимых святых Владимиро-Суздальской епархии26. В девяностых годах XX столетия, по прошествии тяжелого для Русской Церкви периода гонений, по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II состоялось освидетельствование и торжественное открытие для всеобщего поклонения святых мощей преподобной Софии в Суздальском Покровском монастыре. Произошло это событие более чем через 450 лет после блаженной кончины праведницы. Присутствовавшие в то время у раки преподобной свидетельствовали об испытанной ими великой, ни с чем не сравнимой духовной радости. Тогда и Московская Богородице-Рождественская обитель приняла бесценный дар – частицу мощей своей святой постриженницы. Икона преподобной Софии с частицей ее святых мощей пребывает в Богородице-Рождественском соборе.
4. Православные обители России. Москва. Путеводитель. М.: Московский Сретенский монастырь; Правило веры, 2000. С. 256.
5. «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих», – говорит Господь наш Иисус Христос в прощальной беседе с учениками (Ин. 15, 13).
6. Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви. Кн. VI. Ч. 1. М.: Изд. Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1996. С.97.
7. Житие преподобной благоверной великой княгини Софии Суздальской. Владимиро-Суздальская епархия, 1995. С. 5–6.
8. Житие преподобной благоверной великой княгини Софии Суздальской. Владимиро-Суздальская епархия, 1995. С. 6.
9. Полное собрание русских летописей. СПб.: Изд. Археографической комиссии, 1848. Т. IV.С. 269.
10. О том, что пострижение не было делом насильственным, свидетельствуют летописи: Никоновская, Софийская 2-я, Типографская и Псковская 1-я. О насильственном пострижении говорят Курбский и Герберштейн, который приехал в Россию после пострига великой княгини, спустя год. За предпочтительность свидетельства австрийского посла перед летописными не говорит решительно ничего, кроме его скандальности.См. об этом подробнее: Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. М., 1997. Т. 2. С. 731; Макарий (Булгаков), митр. Указ. соч. Кн. IV. Ч. 1. С. 97.
11. Хижий М., свящ. Историческая справка // Житие преподобной благоверной великой княгини Софии Суздальской. 1995. С. 17—18.
12. «Любящим Бога все содействует ко благу», – говорит апостол Павел в Послании к Римлянам (Рим. 8, 28).
13. Житие преподобной благоверной великой княгини Софии Суздальской. С. 7.
14. «Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме», – сказал Господь Иисус Христос в Нагорной проповеди (Мф. 5, 14–15).
15. Православные обители России. Москва: Путеводитель. С. 259.
16. Так сообщают летописное и устное предание. См. Житие преподобной благоверной великой княгини Софии Суздальской. С. 8.
17. См.: Рим. 14, 1–5.
18. Николаев Б., прот. Храм и Церковь в наши дни. М.: Богородице-Рождественский ставропигиальный женский монастырь; Синтагма, 1997. С. 81.
19. «Буква убивает, а дух животворит», – говорит апостол Павел (2 Кор. 3, 6).
20. Мф. 16, 18.
21. Николаев Б,, прот. Знаменный распев и крюковая нотация как основа русского православногог церковного пения. Изд. Иосифо-Волоцкого монастыря; Общество древнерусской музыкальной культуры; Научная книга, 1995. С. 219.
22. Поселянин Е. Русская Церковь и русские подвижники ХVIII века. СПб.: Изд. И.Л. Тузова, 1905. с. 22-23.
23. Пастырь добрый: Жизнь и труды московского старца протоиерея Алексия Мечева. М.: Серда-Пресс, 2000. С. 387.
24. Пс. 111, 6–7.
25. Житие преподобной благоверной великой княгини Софии Суздальской. С. 20. 26. Житие преподобной благоверной великой княгини Софии Суздальской. С. 20. 
