Богородице-Рождественский монастырь при великом князе Иоанне III Васильевиче История Рождественской обители неотделима от истории становления Москвы, а также от истории великокняжеской и царских русских династий, представители которых покровительствовали монастырю в силу причастности их предков к основанию обители. Насколько возвышалась столица, настолько процветала обитель: бедствия города и Русской земли были и ее бедствиями. Поэтому на некоторых исторических событиях мы будем останавливаться подробнее, рассказывая о благодетелях обители. Сын князя Василия Васильевича Темного, Иоанн III Васильевич вступил на великокняжеский престол в 1462 году. Он принадлежал к числу тех немногих правителей, которые, по Божественному смотрению, приходят к власти в определенный исторический момент для того, чтобы решительным образом изменить судьбу своей страны. 
В правление Иоанна III Северо-Восточная Русь окончательно свергла ордынское иго и взрастила добрые семена, посаженные святителем Алексием, преподобным Сергием и их учениками. Это отразилось на благосостоянии государства: под скипетром единого самодержца образовалась сильная, могущественная Русская держава. Ее столицей стала Москва. Иоанн III не принимал царского титула, но сумел внушить своим подданным отношение к себе как справедливому и милостивому единовластному правителю Руси и добиться их беспрекословного подчинения. Он расширил северо-восточные русские владения до Сибири и Лапландии, а южные – до Киева, вернув отечеству «русской славы колыбель». Он покончил с самоуправством новгородских бояр, изменивших общерусскому делу и вступивших в тайные переговоры с польским королем с целью передать свои земли под владычество польской короны. Великий князь Московский увез из Новгорода древний вечевой колокол – это означало конец новгородской вольницы.
«Поход Иоанна III на Новгород завершился разгромом мятежников. Бояре, посадники, богатейшие купцы с их семьями, то есть те, кто участвовал в заговоре, а также их родные и близкие были переселены из Новгорода в города Центральной России, в том числе в Москву. В Москве новгородцев поселили слободой за Никольскими воротами Китай-города. Новгородские переселенцы поставили "обыденкой", то есть в один день, трудясь всем миром, деревянную церковь во имя Софии, Премудрости Божией, – в память о главном храме Великого Новгорода. <...> Продолжая дело отца, сын Иоанна III Василий III в 1510 году "триста семей пскович к Москве свел"»10, и недалеко от слободы новгородцев, на Рождественке, вокруг Богородице-Рождественской обители, обосновались слободой и переселенцы из Пскова.
Нужно сказать, что Иоанн III был не из тех правителей, которые покоряют только силой оружия. Он поступил с Новгородом столь решительно лишь во время своего второго похода в новгородские земли, потому что был возмущен вероломством боярства и посадников «вольного города». Центральные княжества покорились московскому государю по доброй воле. Владельцы юго-западных княжеств, теснимые латинянами, а также и иные князья, даже потомки непримиримейших врагов Московского князя – внук Шемяки и сын князя Можайского, стремились под его «крепкую руку». Представители родов Рюрика и Гедимина считали большой для себя честью служить ему и иметь хотя бы малый чин при дворе великого князя. Иностранные послы и иноземные правители именовали Иоанна III не иначе, как царем и цезарем, «звездой христианского мира, всесветлым и грозным государем, справедливой управой всем князьям», обращаясь к нему в своих посланиях «Kaiser, Imperator».
Чем заслужил этот князь такое отношение своего народа, а также друзей и врагов Русской земли? С юных лет быв соправителем своего отца, ослепленного отнявшим было у него великое княжение Димитрием Шемякой, Иоанн приобрел большой житейский опыт, а также глубокое знание человеческой души. Он отличался не только опытностью и умом, но и высокими добродетелями. Укрепляя великокняжескую власть, Иоанн III понимал, что сама власть дается и отнимается Тем, Кем «царие царствуют, и сильнии пишут правду»11. Поэтому он явился в свою эпоху первым и главным защитником Православия на Руси и благодетелем Русской Церкви. Иоанн III поддерживал добрые отношения с правителями Запада и православного Востока, но никогда не обращал внимания на расточаемые в его адрес громкие похвалы, помня, что все сие приличествует ему как самодержцу, но не касается его лично. Он избирал для Руси союзы полезные утверждающемуся государству и сам никому не служил орудием. Овдовев, он в 1472 году взял в жены греческую царевну Софью Фоминичну Палеолог – племянницу последнего византийского императора (первое имя царевны было Зоя, но на Руси оно было сочтено униатским, и царевну нарекли Софьей). Иоанн III принял герб Византийской империи – двуглавого орла, «который очень дружно слился с московским гербом – святым Георгием Победоносцем, поражающим змия»12. 
Взоры Европы и Востока были устремлены на великого князя, породнившегося с цареградскими венценосцами. «Было ясно, что хранителем Православия Промысел Божий избрал народ русский, который должен был стать благословенным народом – первенцем, прямым преемником Византии. Все это очень хорошо сознавали и чувствовали лучшие люди того времени, причем не политики или завоеватели, а старцы-подвижники Святой Руси»13. Один из них, старец Псковского Елеазаровского монастыря Филофей, писал в «Послании дьякону Мисюрю-Мунехину»: «…во всей поднебесной единый есть христианам царь и сохранитель святых Божиих престолов Святой Вселенской и Апостольской Церкви, возникшей вместо Римской и Константинопольской и существующей в богоспасаемом граде Москве… Все христианские царства пришли к концу и сошлись в едином царстве нашего государя, согласно пророческим книгам, и это – Российское царство: ибо два Рима пали, а третий стоит, а четвёртому не бывать»14.
Союз с Византией, возвысивший Московского великого князя в глазах правителей иноземных держав, казался желательным и для Рима. Брат последнего византийского императора Константина Палеолога, деспот Фома, умер в Риме. Сыновья его жили благодеяниями Римского папы, юная сестра их, царевна Софья, была предметом всеобщей любви. Однако у папы были свои виды на дальнейшую судьбу Софьи: он надеялся через юную царевну, воспитанную в правилах Флорентийской унии, убедить Иоанна к соединению с Римом и таким образом подчинить себе Русскую Церковь. Но замыслам папы не суждено было сбыться, и присланный им легат, хотя и имел прения с митрополитом Филиппом в Москве, но сам вынужден был прекратить спор будто бы по неимению книг15.
Сама же Софья Фоминична под влиянием благочестивого супруга, проникнувшись духом благочестия и ревности по вере, царившим в то время на Московской земле, сделалась ревностной православной христианкой. Укрепив положение своего государства, великий князь бросил вызов Орде, объявив в 1476 году ханскому послу, что он более не будет подчиняться хану и платить ему дань. Через три года после этого Иоанн III грозно встретил посольство из Орды, порвав ханскую грамоту, растоптав басму с изображением ордынского правителя и приказав умертвить всех послов, кроме одного, отпущенного в Орду со словами: «Спеши объявить хану виденное тобою; что сделалось с его басмою и послами, то будет и с ним, если он не оставит меня в покое»16. 
Результатом смелого поступка великого князя было двухнедельное стояние на берегах реки Угры (1480). Ордынцы так и не решились перейти реку. Задерживаемые четыре дня малыми русскими сторожевыми отрядами, они встали лагерем за рекой, не предпринимая более попыток переправиться на другой берег. Не двигались с места и полки русичей. Некоторые бояре из своекорыстных целей уговаривали великого князя покориться хану. Иоанн III на время покинул войско, но затем вернулся к своим полкам. В какой-то момент до Москвы дошел слух, что Иоанн уступил малодушным советникам и послал к хану Ахмату просить о мире. Тогда духовник великого князя архиепископ Ростовский Вассиан написал смелое послание, укоряя князя в малодушии и утешая его. Он призывал мужественно вступить в бой, помня о подвигах благочестивых предков и уповая на милость Божию. Это письмо произвело на Иоанна благотворное действие. Он, как сказано в одной летописи, «исполнился веселия, мужества и крепости»17. Второе послание с благословением «постоять за святые церкви Русской земли» было написано митрополитом Геронтием от лица епископов и всего духовенства18. Великий князь не решался на битву: имелось множество причин и помимо опасений и страхов, препятствовавших тотчас же вступить в бой. Иоанн III не желал проливать русскую кровь даром. Он помнил, что судьбоносная битва уже свершилась на Куликовом поле. После той битвы татары не могли уже устремиться с такой дерзостью на объединившийся русский народ. Православный государь надеялся отнюдь не на свои силы, не на собранные войска, но на помощь Божию и Пречистой Божией Матери. Он счел за лучшее отступить от левого берега Угры к Боровску и там приготовиться к битве. Этот шаг изменил намерения противника. Сказался опыт Куликова поля: ордынцы подумали, что их заманивают в западню и вызывают на бой, и в ужасе бежали в степи, никем не преследуемые. Тем и окончилось владычество Орды над Русью, а вскоре и сама Орда прекратила свое существование. 
Во время стояния на Угре священники московских храмов и обителей служили пред чудотворными иконами, в первую очередь перед Владимирской иконой Божией Матери, молебны. Современник-летописец засвидетельствовал, что многолетний враг, казавшийся неодолимым, был побежден не человеческими усилиями, но помощью Свыше: «Да не похвалятся легкомысленные страхом их оружия! Нет, не оружие и не мудрость человеческая, но Господь спас ныне Россию»19. Подобно своим благочестивым предкам, из усердия и в благодарность за избавление Русской земли от ордынского ига великие князь и княгиня благотворили Церкви. Их любовь к дому Божию могли оценить обитатели стольного града, где, начиная со времени митрополита Петра и великого князя Иоанна Калиты, забилось сердце русского Православия. В Московском Кремле, Китай-городе, в слободах и посадах на средства великокняжеской четы ставились новые и поновлялись прежде возведенные храмы.
Благочестивые супруги желали не просто украсить московские храмы и обители, но ими возвеличить Москву и ее славное прошлое. Иоанн III вызвал из Италии знаменитого зодчего Аристотеля Фиораванти, который заново построил Успенский и Благовещенский соборы Кремля. Другой зодчий, Алевиз Миланец, был строителем Архангельского собора. В то время, когда великий князь Иоанн перестраивал Москву, Рождественская обитель сильно пострадала от пожара, случившегося в 1500 году. Как повествует летопись, 31 августа «на осмом часу дни загорелся на Москве у Бобра на Большом посаде и до Неглинны, и Пушечные избы, и Рождественский монастырь»20. По данным, приведенным в одном из путеводителей, «в большом пожаре 1500 года монастырь полностью сгорел»21.
Иоанн III не мог остаться равнодушным к бедствию «княжьего» монастыря – памятника победы в Куликовской битве, основанного его родом и посвященного Царице Небесной. В 1501 году по повелению великого князя и под его наблюдением на месте пострадавшего от огня старого собора был заложен новый. По тому, что в восточной части фундамента сохранились остатки кладки, не совпадающей с кладкой начала XVI века, можно предполагать, что и до пожара здесь стояло каменное здание. Великий князь Иоанн III Васильевич восстановил не только собор, но и другие здания и ограду монастыря. Строительство же собора было завершено в 1505 году, в год его кончины.
Великий князь Иоанн III заботился не только о внешнем украшении церквей, но и о чистоте православной веры. Во время его правления часто созывались Церковные Соборы. По необходимости это происходило ежегодно, как видно из письма святителя Геннадия Новгородского – современника Иоанна III. Святитель так писал митрополиту Московскому: «Поелику повелено нам каждый год съезжаться к тебе, нашему отцу: то да учинишь на Собор с ними, твоими детьми и сослужебниками, исправление дел недоразумеваемых»22. На тех Соборах была развенчана и низложена ересь жидовствующих, которой были увлечены и заражены многие умы и на Руси, и в Европе. Многие вопросы внутрицерковной жизни также нашли отражение в решениях Церковных Соборов того времени.
Так, в 1503 году на рассмотрение собравшегося духовенства был предложен вопрос о церковных имениях. Великий князь Иоанн Васильевич упомянул об отобранных им монастырских вотчинах в покоренных новгородских землях, желая узнать, правильно ли он поступил или нет. 
Вопрос об имениях Церкви стал рассматриваться на Соборе значительно шире, чем предполагалось, и вскоре обсуждавшие его коснулись другой темы – права монастырей на обладание имениями. Белозерские пустынники – старец Кириллова монастыря Паисий Ярославов и его ученик и сподвижник преподобный Нил Сорский считали неполезным для монашествующих обременять себя собственностью и приличным для иноков существовать от трудов рук своих. Преподобный Иосиф, ученик преподобного Пафнутия Боровского и основатель Иосифо-Волоцкого монастыря близ Волоколамска, держался другого мнения. Он убеждал собравшихся в необходимости – как для благолепия церковного, так и для поддержания монашеской жизни в сословиях более образованных – сохранения права монастырей на вотчины, чтобы монастыри пользовались некоторым довольством и владели недвижимыми имуществами. Он говорил на Соборе: «Если у монастырей сел не будет, как честному и благородному человеку постричься? И если не будет честных старцев, откуда взять на митрополию, или архиепископа, или епископа и на всякие честные власти. А когда не будет честных старцев и благородных, тогда будет поколебание в вере»23. 
Мнение преподобного Иосифа восторжествовало на Соборе. Святители перед лицом великого князя высказались в защиту монастырских вотчин, обосновывая свою позицию тем, что в Греческой Церкви не существовало запрещения монастырям и церквам владеть недвижимыми имениями. И в Русской земле было то же со времен Владимира и Ярослава; даже неверные и нечестивые цари монгольские щадили собственность епископов и обителей иноческих и давали ярлыки великим чудотворцам Петру, Алексию и другим митрополитам Русским, остающиеся непоколебимыми доселе24. И государь подчинился решению Собора.
Решение вопроса о церковных имениях сказалось и на дальнейшей судьбе Богородице-Рождественского монастыря: обитель, обладавшая селами, деревнями и землями, а впоследствии скитами и подворьями, осталась богатым «княжьим» монастырем, в которомжило и подвизалось немало представительниц именитых родов, близких к великокняжеской ветви. В 1471 году в монастыре была погребена княгиня Мария Ростовская (в инокинях – Марфа). Других свидетельств о ее жизни не сохранилось, так что это упоминание ее имени в летописи монастыря имеет очень важное значение для понимания истории обители, так как указывает на промыслительно установившуюся гораздо ранее XVII века связь обители с древним родом князей Лобановых-Ростовских. Если бы вопрос о монастырских имениях решился по-иному, то обитель лишилась бы многих своих благотворителей и жертвователей, своей красоты и величия, а также и многих насельниц, своей святой жизнью и дарованиями составивших славу обители. 
В первой четверти XVI века идущая вдоль монастырской ограды береговая дорога стала именоваться Рождественкой. У начала Рождественки был устроен Пушечный двор, за которым поселились целой слободой литейщики и кузнецы. Заготовительный материал для литья пушек хранился в специально устроенных пушечных избах, располагавшихся на углу Кисельных переулков – Большого и Малого. Название самих переулков было связано с родом занятий их обитателей: здесь варили поминальные кисели, ведь переулки примыкали к кладбищу, расположенному в треугольнике между Богородице-Рождественским, Сретенским и Варсонофьевским монастырями. Последний был основан матерью святителя Московского Филиппа (Колычева), инокиней Варсонофией, необычайно милостивой к нищим и погребавшей на свои средства безродных странников. В Богородице-Рождественском монастыре было и свое кладбище, расположенное за алтарями собора.
10. Муравьев В.Б. Святая дорога. М.: Изографус, Эксмо, 2003. С. 95-96, 143.
11. Притч. 8, 15.
12. Назаревский В.В. Из истории Москвы. 1147-1915 годы: Иллюстрированные очерки. М., 1996 (репринт.изд. 1914).
13. Николаев Б.Н., прот. Храм и Церковь в наши дни. М., 1997. С. 80.
14. Памятники литературы Древней Руси. Конец ХV – первая половина ХVI века. М., 1984.С. 453.
15. Карамзин. Н.М. История Государства Российского. М.: АСТ, 2006. Т. VI. Гл. II. С. 435-438.
16. Муравьев В.Б. Указ. соч. С. 227.
17. Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви. М.: Изд. Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1996. Кн. IV. Ч. 1. С. 48.
18. Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви. М., 1996. Кн. IV. Ч. 1. С. 48
19. Муравьев В.Б. Святая дорога. С. 228.
20. Православные обители России. Москва: Путеводитель. С. 260.
21 Там же. С. 270.
22. Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской Империи археографическою экспедициею Имп. Академии Наук. СПб., 1836. Т. I. № 380.
23. Прибавление к Творениям святых отцов (в русском переводе). М., 1851. Ч. 10. С. 505.
24. Макарий (Булгаков), митр. Указ. соч. Кн. IV. Ч. 1. С. 74–77. 
