Монастырский духовник
(часть 1)
игумения Викторина (Перминова)
3 января 2015 года исполнилось 100 лет со дня рождения духовника нашей обители протоиерея Бориса Николаева (1915-2005), и мы хотели бы поделиться с посетителями сайта воспоминаниями о праведном человеке, который совсем недавно жил рядом с нами. Верим, что и сейчас он не оставляет обитель своими молитвами. О батюшке можно вспоминать бесконечно, но мы ограничимся краткими рассказами, отражающими некоторые черты его жизни, посвященной Богу. Будем рады, если написанное принесет кому-то пользу...
Духовник обители протоиерей Борис Николаев благословляет сестер. 2003 г.
«Господь вернул меня на духовную родину»
Так говорил о себе отец Борис, принявший многотрудное послушание духовника женского монастыря. Протоиерей Борис Николаев родился 3 января 1915 года во Пскове, в семье Николая и Лидии Николаевых. Отец батюшки, человек искренне верующий, был из крестьян. Мама, Лидия Яковлевна, происходила из семьи почтовых служащих.
Младенец родился слабым, беспрерывно плакал. По совету врачей клиники доктора Вольфсона, где он появился на свет, новорожденного окрестили на следующий же день в ближайшей церкви святителя Николая, называемой «Никола со Усохи». «Так как Крещение было поскору “страха ради смертного”, имя мне дали без ведома родителей. Кто нарек – неизвестно, – написал батюшка в своей автобиографии – После Крещения крик мой утих». Восприемниками будущего пастыря были сторож Богоприимцев (впоследствии диакон) и бабушка по матери, Мария Герасимовна Карпова – почетная прихожанка Псковского Иоанновского женского монастыря.
Мария Герасимовна рано осталась сиротой, прожила трудную жизнь, вырастила одна троих детей. Также она приютила старого и больного вдовца – мужа ее старшей сестры Косьму Ивановича Кричевского. Его покойная супруга оставила наследство. Полученное наследство позволило бабушке отца Бориса стать благодетельницей Псковского Иоанновского женского монастыря.
Древняя обитель в честь святого Иоанна Предтечи была основана в 1243 году Полоцкой княгиней Евфросинией, в монашестве Евпраксией. В соборном храме во имя святого Иоанна Предтечи покоились останки двух местночтимых княгинь: основательницы монастыря и княгини Марфы, внучки святого благоверного князя Александра Невского. Ризница обители изобиловала церковной утварью; в отделе рукописей, хранились подлинные грамоты русских царей. К началу ХХ века обитель не была уже столь значительной, но и не бедствовала благодаря трудам инокинь и помощи благодетелей, среди которых была и Мария Герасимовна – почетная прихожанка монастыря.
Бабушка водила внука в монастырь в день его Ангела и другие праздничные дни причащаться Святых Христовых Таин. «В этой обители я, будучи еще маленьким ребенком, ощущал царствующий дух любви, – вспоминал батюшка, – любовь проявлялась во всём: в убранстве храмов, в чистоте, с любовью поддерживаемой сёстрами повсюду, и, главное, – в добром, внимательном отношении сестёр к людям, к прихожанам монастырского храма, друг ко другу. От насельниц обители веяло миром, благостью, доброжелательностью».
Настоятельница Иоанновской обители игумения Сарра была старицей высоко-духовной жизни. О сестрах монастыря отец Борис всегда отзывался с любовью и теплотой: «Матушки были всегда ласковы, гладили по головке, давали просфорочки, разговаривали со мной, желали мне всего самого доброго. У нас во Пскове существовал еще Вознесенский монастырь: там сестры жили победнее Иоанновских, но дух и в том, и в другом монастыре был один – Христов». Сестер обоих монастырей духовно окормлял великий старец схиархимандрит Гавриил (Зырянов).
В одной из своих проповедей батюшка сказал: «Бурные волны житейского моря долго кружили меня по жизни, и, под конец ее, по воле Божией, я оказался там же, откуда и начал свой путь – в женском монастыре. И я увидел и почувствовал, что меня окружают те же, духовно близкие мне, сестры, пусть с другими именами, другими судьбами, пусть они только еще начинают свой путь, но они имеют то же стремление к Богу, идут той же дорогой к Царствию Божию. Господь вернул меня на духовную родину, чтобы я смог передать сестрам возрождающейся обители то, что сам получил от праведниц, которых имел счастье знать».
«Бог пошлет тебе через него утешение...»
Борис от рождения имел слабое здоровье и очень плохое зрение. Глядя на своего болезненного ребенка, мама с бабушкой все время его «хоронили». «И вот я прожил уже девяносто лет», – с улыбкой говорил отец Борис. Господь хранил его, и, через физические немощи, в какой-то мере ограждал от соблазнов мира. К сожалению, мама и бабушка приучали Бориса к мысли, что он – ни на что не способный инвалид, и вряд ли чего-либо достигнет в жизни. Борису пришлось много потрудиться над тем, чтобы приобрести не комплекс неполноценности, а христианское смирение, научиться принимать волю Божию.
Рассказывая о своей жизни, батюшка никогда не делал из нее «жития святого». Он подчеркивал, что у него самого и у его близких были большие недостатки. Тем удивительнее его неуклонное стремление к Богу и всякому добру, проявившееся с раннего возраста.
Бабушка научила Бориса молиться своими словами, и он каждый вечер перед сном искренне молился Богу. Батюшка вспоминал, как одна из нянь учила его осенять себя крестным знамением – «и на лобик, и на грудку, и на правое плечико, и на левое». «А я еще клал “на спинку”», – прибавлял, улыбаясь, батюшка, вспоминая свое детское усердие. Папа учил сына молитвам «Отче наш» и «Богородице Дево, радуйся». Маленький Боря часто играл «в церковь», «в службу», его интерес к духовной жизни возрастал с каждым днем. Родные относились к этому по-разному: бабушка поддерживала Бориса, а мама боялась, как за него, так и за себя, ведь наступили времена преследований за веру.
Батюшка с любовью вспоминал о своем отце: «Папа мой меня очень любил. Я его хорошо помню. Он был высокого роста, полный. Не курил и не пил: не находил в этом никакой пользы. Был веселый, любил напевать песни, но в дни скорби умел и горько плакать как маленький. Он был воспитан в крестьянском Православии».
Отец батюшки погиб в 1919 году. Шла Гражданская война. Николай Николаев служил санитаром в лазарете. 25 мая он пришел с ночного дежурства домой и сообщил, что в 12 часов дня ему приказано эвакуироваться с лазаретом, потому что в городе будут идти бои. Родители Бориса решили, что во время боевых действий ему будет безопаснее находиться у бабушки в Запсковье. Николай взял сына на руки и отнес к бабушке. Он не смог догнать свой лазарет и вернулся домой. К вечеру начались бои. Со слов мамы батюшки, по Рижскому шоссе шел белоэстонский бронированный автомобиль и вел пулеметный огонь. Отступившие красные взорвали Ольгинский мост. От взрыва открылись все окна, и пули градом полетели в комнаты. «Оглушенные взрывом мои родители, чтобы избавиться от пуль, принялись закрывать окна: папа в спальне, а мама рядом в столовой, – писал в своей автобиографии отец Борис. – Закрывая окно, мама увидела в открытую дверь спальни: папа, протянув руку в открытое окно, упал замертво. Мама бросилась к нему. Он лежал в луже крови: пуля в висок навылет пробила ему голову». Иоанновский монастырь откликнулся на горе семьи Николаевых: из обители были присланы для чтения Псалтири две инокини – Иоанна и Феоктиста.
Через несколько лет тяжело заболела и умерла бабушка отца Бориса. Перед смертью Мария Герасимовна благословила свою дочь Лидию иконой святителя Николая и сказала ей: «Береги сына. Бог пошлет тебе через него утешение».
Духовные наставники
В двадцатых годах Иоанновский монастырь был закрыт. Некоторые сестры обители стали трудиться при псковских храмах, в том числе – при церкви святителя Николая на Паромье. Для семьи Николаевых этот храм был приходским. Там юный Борис молился, прислуживал в алтаре, пел на клиросе. Он обладал прекрасным сильным голосом (в детские годы у него был дискант; в зрелом возрасте чаще всего батюшка пел басовую партию, но диапазон его голоса был значительно шире). Хором управляла сестра Иоанновского монастыря монахиня Людмила – опытный регент и старица высокой духовной жизни. Она стала для Бориса наставницей.
Батюшка вспоминал о своей духовной матери: «Никогда я не видел ее смеющейся, и крайне редко – улыбающейся (только уголками губ). Она имела в душе Божественную любовь и стяжала мирный дух. Все окружающие это чувствовали. Регентом она была превосходным: ее отличало глубокое понимание богослужений, духовная чуткость, умение передать другим то, что она понимала и чувствовала, а также кротость и терпение. Ее ничем невозможно было рассердить.
Когда мать Людмила оказалась у нас на приходе, ей достался левый клирос. Современное разделение певчих на правый и левый клирос особых комментариев не требует. У матери Людмилы был прекрасный музыкальный слух. Как тяжело для человека, обладающего таким слухом, слышать малейшую фальшь! А к матери Людмиле часто ставили певчих, которым, что называется, “медведь на ухо наступил”, хотя в ее хоре были и певчие с хорошими данными.
Мать Людмила никогда не раздражалась, с большим терпением обучала тех, у кого не получалось петь в хоре, не повышала на них голоса. Даже, если после службы, мать Людмила, как регент, была вынуждена нас и поругать, то потом она могла сказать какую-нибудь добродушную шутку, всех посмешить. Мы со смеху катаемся, а она и не улыбнется, только скажет: “Вы что смеетесь? Маленькие, что ли?” А нам от ее слов становится еще смешнее. Мать Людмила была человеком высокой духовной жизни: в отношении к людям она являла истинную, христианскую любовь, на которую можно было ответить только любовью и беспрекословным послушанием».
Борис посещал и другие храмы Пскова. В середине 20-х годов в городе действовало около двадцати храмов. Особенно часто Борис посещал храм, находившийся на Мироносицком кладбище, где были похоронены его близкие. Батюшка всю жизнь чтил Жен-Мироносиц и говорил о том, что их святая жизнь должна быть примером для монашествующих: «Жены-мироносицы не оставили Страждущего Спасителя. Они были с Ним и у Креста, сострадая Ему сердцем, они же первые пришли ко Гробу Господню, неся благовонное миро, желая выразить свою любовь даже к Умершему, но сподобились встретить Живого Воскресшего Христа. В трудные для Русской Церкви времена именно женщины в платочках отстояли храмы Божии и помогли сохранить Святое Православие. И в одном, и в другом случае любящее сердце опередило доводы рассудка. Часто случается так, что люди, полагающиеся на свой разум, не выдерживают испытания, а душа, движимая любовью, вопреки всему, превозмогает трудности и побеждает».
В 20-е и 30-е годы в Мироносицкой кладбищенской церкви служил слепой священник протоиерей Владимир – бывший полковой священнослужитель царской армии. По просьбам посетителей кладбища отец Владимир постоянно служил панихиды и литии на могилах. Борис часто водил слепого батюшку в церковь, сопровождал во время служения панихид на кладбище и провожал его по окончании богослужений обратно домой. «Это был праведник, – говорил о нем Батюшка. – В молодости отец Владимир имел и свои немощи, но к старости он не только принес покаяние, но и достиг больших высот в духовной жизни. В своей жизни он шел путем святителя Иоанна Златоуста, следовал учению этого великого угодника Божия». Именно отец Владимир раскрыл для Бориса учение великого вселенского святителя. В Мироносицком храме Борис был пономарем, псаломщиком и звонарем.
Учиться в обычной школе Борис не мог из-за зрения, а специальных школ для инвалидов в те годы не было. Как-то раз на Мироносицкое кладбище пришел Александр Иванович (Артур Артурович) Эверт. Немец по национальности, он родился в Санкт-Петербурге, получил высшее образование. Сначала он был лютеранином, но полюбил и принял Православие, увлекся аскетической литературой и стал посещать храмы и монастыри. Александр Эверт познакомился с Борисом, заинтересовался им и согласился быть его преподавателем.
Александр Иванович собрал колоссальную библиотеку творений Святых Отцов и Учителей Церкви. Он разрешил Борису пользоваться своей библиотекой. До самой смерти батюшка помнил и точно цитировал многочисленные выдержки из творений Святых Отцов. Это было плодом его многолетних аскетических трудов. «Я никогда не говорю того, чего я не испытал и не исполнил на деле, я говорю от опыта», – свидетельствовал батюшка, и эти слова подтверждала его жизнь.
«Довоспитательница»
Борис взрослел. Отец Владимир говорил ему, что он когда-нибудь примет священство. Но мама была категорически против. Борис попробовал устроиться на мирскую работу, в инвалидную артель «Труд слепых». Он продолжал ходить в храм, и вскоре об этом узнало начальство. Секретарь псковского отдела Всесоюзного общества слепых П. Козловский, придя в цех, где работал Борис, сказал ему при всех сотрудниках: «Ты, говорят, в церкви поешь, нам таких не надобно». Борису дали внеочередной отпуск, но он подал заявление и уволился с работы.
Устроиться работать в городской храм было трудно. Борису предлагали места псаломщика в отдаленных сельских приходах. Он соглашался, начинал служить, но мама под разными предлогами вызывала его домой и не отпускала назад. «И вот я осмелился и задал вопрос: “Мама, на кого ты меня готовишь, на министра или на директора? Ведь 17-й год идет, а дальше?” И мама смирилась, поняла и сказала: “Как хочешь”», – рассказывал отец Борис.
Псаломщик Борис и староста Мария в день венчания. Псков. Февраль 1934 г.
27 июня 1931 года Борис попал на прием к архиепископу Феофану (Тулякову), возглавлявшему Псковскую епархию. Владыка направил Бориса псаломщиком в храм села Гнилки (в 12-и километрах от города Острова). Здесь он встретил свою будущую матушку Марию.
Пути Господни неисповедимы. Мария с ранней юности желала оставить мир. «Уроки Закона Божия пробудили в детской душе любовь к Спасителю и желание служить Ему, – писал о своей матушке отец Борис. – Родилась идея – монастырь <…> Родители, как и всегда, были против». В 17 лет Мария сильно простудилась и заболела брюшным тифом. Ее мама раскаялась и обещала отпустить дочь в монастырь. Мария поправилась. Как-то раз она пришла с крестным ходом в Елеазарову пустынь и попала к старцу – схиархимандриту Гавриилу (Зырянову), который стал ее духовным наставником. (После смерти отца Гавриила она обращалась за советом к его духовному сыну архимандриту Симеону (Холмогорову)). Схиархимандрит Гавриил рекомендовал ей создававшийся под его руководством женский монастырь близ города Торопца. В своей первой общине Мария научилась всякому рукоделию, была келейницей у сестры-регента, изучила богослужебный Устав. Но устройству монастыря в этом месте сильно противилось приходское духовенство, и создать обитель не получилось.
После этого Мария неоднократно пыталась вступить в какой-либо из существовавших монастырей. Трудилась она и в Рижском Троице-Сергиевом монастыре. Во время Первой мировой войны сестер этой обители эвакуировали в Новгородский Савво-Вишерский монастырь. После 1918 года насельницы Троице-Сергиева монастыря уехали обратно в Ригу, а Мария оставалась в Савво-Вишерской обители до ее закрытия.
Власти закрывали монастыри один за другим. Поступив в обитель, Мария успевала пожить в ней лишь непродолжительное время. В результате она вернулась домой и стала трудиться при своем приходском храме, где ее избрали старостой.
Так матушка Мария и не стала инокиней, но монастырская жизнь и встречи с подвижницами благочестия способствовали ее духовному становлению. Она была настоящей подвижницей. Как написал о ней отец Борис, она совмещала в храме должности старосты, казначея, уборщицы, пономаря, сторожа, просвирни, ризничей и звонаря.
С первых дней знакомства Борис был поражен духовным сходством Марии с Иоанновскими сестрами и с ним самим. Среди качеств матушки отец Борис выделял скромность, смирение, внутреннюю собранность, непоколебимую твердость в вере, готовность страдать за Христа, бодрость духа, радость о Господе.
Борис готовился к принятию священного сана. Владыка Феофан придерживался строгих правил: он не постригал в монашество вне монастыря и не рукополагал холостых. Он благословил Бориса искать невесту.
Выйти замуж за будущего священнослужителя в тридцатых годах ХХ века означало понести вместе с ним крест гонений. Старые прихожанки присмотрели Борису девушку – ровесницу в годах. Но девушка сказала, что не может выйти за него замуж, «ведь у него нет никакой специальности. А как закроют церкви, куда же мы с ним? На мосту петь псалмы? Да там и заберут». Так рассуждало большинство. Даже пожилые люди говорили Борису: «Что ты делаешь? Ты же идешь на верную смерть!» Но Борис хорошо понимал, что он делает, и уже знал, кто мог бы разделить его судьбу. Он сделал Марии предложение «идти вместе к Царствию Божию». Предложение Бориса носило духовный характер. Матушка Мария была намного старше отца Бориса. Венчание состоялось 7 февраля 1934 года, на праздник иконы Божией Матери «Утоли моя печали».
Господь послал отцу Борису в лице его матушки духовную наставницу. Он называл ее «довоспитательницей». Батюшка говорил, что далеко не все у них шло гладко, но они с Матушкой противостояли искушениям так: у них не было друг от друга тайн, и они старались, по возможности, всегда быть вместе. «Мы с Марией ни разу в жизни не смогли надолго поссориться. Так повздорим о чем-нибудь, пройдет десять минут, и я ее спрашиваю: “Мария, ты на меня не обижаешься?” “А что на дураков-то обижаться”, – добродушно скажет она. – “Ну, прости меня”. – “Господь простит, и ты меня прости”. На этом ссора кончалась, и мы продолжали общаться так, как будто ничего не произошло», – вспоминал отец Борис.
Одним из своих недостатков отец Борис считал робость, склонность к унынию. Батюшка часто говорил унывающим: «Враг внушает человеку, что он ни на что не способен, чтобы ввести его в уныние и не дать сотворить волю Божию». Матушка Мария имела крепкую надежду на Господа и помогала батюшке преодолеть этот недостаток.
О том, какой была совместная жизнь батюшки и матушки, свидетельствует следующий рассказ отца Бориса. «Однажды пришел я домой после службы в воскресенье, а моя Мария не могла быть в этот день в Церкви. Она меня спросила: “На какую тему ты сегодня говорил проповедь?” – “О любви к врагам», – ответил я. – “Ты проповедь-то сказал, а сам-то ты врагов любишь? Вот полюби М.! (Матушка имела в виду человека, чинившего различные препятствия в деле издания труда батюшки по знаменному распеву)”. Я ответил: “Любить я его, конечно, не собираюсь, но и зла ему делать никакого не буду. Бог с ним”». Можно засвидетельствовать о том, что Батюшка умел любить врагов и преуспевал в этой добродетели.
12 декабря 2014 г.
