Игумения Викторина (Перминова)
30 марта 1935 года псаломщик Борис был рукоположен архиепископом Феофаном (Туляковым) в сан диакона. В 1937 году диакон Борис служил во Владимирской епархии, во Мстере. Там он был арестован по делу, к которому не имел никакого отношения. В селе Станки, в десяти километрах от Мстеры стали распространяться слухи, что одна из живших там монахинь – младшая дочь Государя Николая II. Монахиня вскоре умерла от туберкулеза. Ее «почитатели» устроили пышные похороны. Мстерского духовенства на похоронах не было, но для сотрудников НКВД это не имело значения. Отец Борис так написал о своем аресте: «Утром 2 ноября 1937 года во время Литургии пришла на клирос моя Мария и велела нам петь на запричастный «К кому возопию», а затем сообщила, что за мной приходили из НКВД. Кончили мы службу, пришли домой, и сразу же явились они самые. Предъявили ордер и сделали обыск. Взяли, кроме документов, три книги: Лечебник старого издания и две книги журналов (вероятно, 2 подшивки – прим. сост.) “Сообщения Императорского Палестинского общества”. Их настораживало слово “императорского”. Взяли протокол экзаменационной комиссии, “Ставленнический допрос” и два фото Афона. <…> Затем предложили сесть поесть и после повели к сельсовету. Там уже были собраны прочие наши».
Диакон Борис сначала находился в тюрьме в Вязниках, затем в Ивановских тюрьмах № 1 и № 2 и в Кинешемской тюрьме. В личной беседе батюшка иногда признавался в том, что переживал особенное духовное состояние и был готов идти на мученичество и смерть за Христа. Господь укрепил его в заключении, где он столкнулся с реалиями тюремной жизни. На допросах от отца Бориса пытались добиться, чтобы он снял сан. Но от сана батюшка не отказался, и его осудили на 10 лет лагеря (впоследствии его досрочно освободили, поэтому он провел в заключении шесть лет). Он отбывал лагерный срок в Юрьевецкой инвалидной исправительно-трудовой колонии (ЮРИТК), находившаяся под Ковровом, близ Волги.
О лагерном периоде жизни батюшка, по своему глубокому смирению, рассказывал мало. Его рассказы не были жалобой озлобленного человека, в них чувствовались благодарность Богу.
Когда отца Бориса везли на место заключения, он разговорился с одним уголовником, который отбыл уже несколько сроков. Во время разговора у батюшки выпала из кармана фотография Марии. Собеседник поднял ее и спросил: «Кто это?» – «Моя жена», – ответил Батюшка. Вглядываясь в лицо на фотографии, старый уголовник сказал: «Ну, ты, Боря, мужик – молодец!» Он долго-долго смотрел на фотокарточку, и наконец, произнес: «Если бы я встретил эту женщину хотя бы десять лет назад, я бы здесь не был». Облик матушки о многом «сказал» этому человеку, пробудив в сердце закоренелого преступника то, что было в нем доброго и благородного.
Когда батюшка находился в лагере, матушка Мария, как могла, заботилась о нем, носила ему передачи. Она ходила к нему пешком от Мстеры до Юрьевца, нагруженная тяжелой ношей. В летнее время на дорогу уходило около десяти дней, зимой же можно было идти пешком более двух недель.
Условия лагерного заключения были тяжелыми, но батюшка никогда не старался обратить на это наше внимание. Он всегда пытался каждого оправдать и понять. В заключении, отец Борис сподобился явления ему Божией Матери. Однажды он сильно заболел и был близок к смерти. Заключенные уже спустили его под нары как покойника. Когда он лежал под нарами, то увидел подошедшую и склонившуюся над ним Светлую Жену. Она положила руку его на голову и с любовью и кротостью спросила: «Узнаешь ли ты Меня?» Батюшка узнал духом, что его посетила Царица Небесная. Божия Матерь сказала Батюшке, что он выздоровеет, и заповедала чтить Богородичные праздники.
После небесного посещения здоровье батюшки пошло на поправку. Он вспоминал: «На последнем врачебном осмотре врач открыл папку истории моей болезни и вынул из нее желтый бланк: “Читай, вот что лежало в твоей истории”. “А что это, Борис Васильевич?” – спросил я. “А это, примерно, что Вы покойничкам даете, когда на тот свет провожаете”. Я взял очки и прочитал: “Медицинский акт на смерть заключенного”». Небесная Игумения сохранила жизнь будущему духовнику женского монастыря.
Вспоминая лагерную жизнь, батюшка говорил нам в назидание: «Со всеми можно ужиться. Я десять лет спал на соседних нарах с уголовником, жил среди людей, совершивших не одно и не два преступления, – и ничего, слава Богу! А они и ругались, и чего только ни творили. Я же делал свое дело. (Батюшка имел в виду, что он продолжал веровать, молиться, творить добро и т.д.) Уголовники – тоже люди, и у них есть совесть, и они чувствуют добро, уважение, хорошее отношение».
Один раз в пасхальную ночь батюшка потихоньку вышел из барака, чтобы пропеть Пасхальный канон. По жестким лагерным законам за это расстреливали, расценивая подобные действия как попытку к бегству. Когда батюшка уже допевал канон, к нему быстрым шагом приблизился кто-то из лагерного начальства.
- Стой! Кто здесь!?.. Николаев? Ты?
- Я, товарищ начальник, – ответил батюшка.
- Что ты здесь делаешь?
- Молюсь, товарищ начальник. Христос воскресе! – откровенно сказал батюшка, понимая, что терять ему уже нечего.
- Воистину воскресе! – неожиданно ответил начальник. – Только никому ничего не говори. Быстро возвращайся в барак!
Отец Борис часто повторял слова христианского философа Тертуллиана о том, что душа человеческая по природе – христианка, и рассказанный им случай это подтверждает.
Как и подобает христианину, батюшка не только добросовестно повиновался властям, но и не отказывал в помощи соузникам. В один год в лагере разразилась эпидемия пеллагры и ежедневно в каждом бараке умирало по нескольку заключенных. В день празднования памяти преподобного Серафима Саровского умерших было особенно много. Вечером заключенные пришли с тяжелых работ и разошлись по нарам. Дневальный стал просить, чтобы кто-нибудь помог ему вынести покойников из барака. Но все, по словам батюшки, «посылали его подальше». Никакие увещания в том духе, что «с каждым завтра может случиться то же самое», не действовали. Наконец, дневальный подошел и к Батюшке: «Николаев, может быть, ты пойдешь?» Батюшка не отказался. Они с дневальным вынесли из барака двадцать покойников. Пока они их выносили, отец Борис молился о упокоении душ усопших. За оказанное послушание Господь укрепил силы батюшки и ниспослал ему мир и духовную радость.
«Самое страшное явление нашей жизни – это нелюбовь, немилосердие, – говорил отец Борис. – Сатана любит людей злых, жестоких, ведь там, где нет любви, нет Божественной благодати, и зло может расти и шириться, как и сколько угодно. На Страшном Суде Господь не спросит, сколько мы поклонов положили, но будет судить нас за наше отношение к ближним (Мф. 25, 35-36). И помните: “Милосердие без сострадания – это пустой звук”. Это сказал не богослов, но обычный человек, артист Алексей Баталов. Но это сказано верно, потому что любое живое существо чувствует сострадание, любовь, а также и неприязнь, и равнодушие».
В тяжелых лагерных условиях отец Борис старался жить по совести. Вот один из примеров. При раздаче заключенным мизерной платы за труд, батюшке нечаянно выдали больше, чем положено. Обнаружив ошибку кассира, он вторично пришел к окошку, где происходила выдача денег. Охранники сочли, что Николаев хочет получить что-то еще и обрушились на него с упреками и ругательствами. Батюшка, подойдя вновь к окошечку кассы, сообщил о переплате и вернул «лишние» деньги изумленному кассиру. О произошедшем стало известно лагерному начальству, и сам начальник лагеря вынес батюшке благодарность. Однако не похвала была нужна заключенному Николаеву, а мир совести.
Отец Александр и мать Евфросиния
«За колючей проволокой» человека не называют по имени. В лагере всем присваивали номер или же называли по фамилии. Но фамилий этих двух людей никто не знал: все, от начальника лагеря до последнего уголовника, уважительно называли их «отец Александр» и «мать Евфросиния». В лагере отбывало срок множество христиан, но такое уважение, которое можно назвать всеобщим, снискали лишь два человека.
Отец Александр обладал той простотой и веселостью, которые происходят от незлобия, доброты. Он не потерял эти свойства и в лагере, и к каждому человеку относился по-доброму, что весьма трудно дается в подобных условиях. Он мог пошутить, знал много песен, с ним каждому было легко. Но мало кто догадывался, что это душевное облегчение было плодом молитв праведника.
Мать Евфросиния, казалось, жила по правилу, данному преподобным Амвросием Оптинским: «Никого не осуждай, никому не досаждай, и всем – мое почтение». Складывалось впечатление, что все люди для нее – Ангелы, и она не видит в них ничего худого. Взгляд праведницы отражал ее душевную чистоту. Если же она и замечала дурные поступки человека или его недостатки, то старалась этого человека оправдать: «Он – хороший. Это его лукавый попутал».
Когда по заводским цехам (на территории лагеря находился завод) шел начальник лагеря, он всегда здоровался с матерью Евфросинией:
- Здравствуй, мать Евфросиния.
- Здравствуйте, товарищ начальник, – отвечала матушка. – Как Ваше здоровье? (Этот вопрос звучал искренно).
- Ничего, помаленечку, мать Евфросиния. А ты как себя чувствуешь? Не болеешь?
- Да нет, все слава Богу, товарищ начальник, Потихоньку, с Божьей помощью, трудимся, жаловаться не приходится.
Такой диалог начальника лагеря с заключенной был большим исключением из правил. Но безропотное несение жизненного креста, мирность, доброе отношение и приветливость имеют большую цену везде и многоценны перед Богом.
Спорительница хлебов
1 октября 1943 года, в субботу, заключенный Борис Николаев был освобожден. Батюшка до конца жизни, каждую субботу или с пятницы на субботу, читал Акафист Пресвятой Богородице «Взбранной Воеводе победительная…».
В этот день освобождалась большая партия заключенных. После того, как им выдали документы и деньги на проезд, их построили и стали выводить через узкую калитку. «А шесть лет назад мы входили в лагерь через широкие ворота», – вспоминал отец Борис. У батюшки эта калитка вызвала размышления об узком и тесном пути в Царство Небесное (см. Мф. 7, 13-14).
Порожек у калитки был высоким. Ноги у заключенных за время пребывания в лагере распухли так, что первые же выходящие не могли справиться с «препятствием» и упали от слабости, споткнувшись о порожек, а за ними полегла и вся шеренга. «Ну, ничего, – продолжал рассказ батюшка, – потихонечку мы вышли».
Идти не было сил. Отойдя на некоторое расстояние от лагеря, отец Борис встал, обернулся и снял шапку. У лагерных ворот стояла новая партия заключенных. Батюшка, сострадая им, стал о них молиться.
До вокзала отец Борис дошел с помощью освобожденного вместе с ним татарина Малека Богоудинова, который сказал, что не оставит его, и перевел на русский татарскую пословицу: «Вместе радоваться, вместе страдать и умирать».
Икона Божией Матери "Спорительница хлебов"
Несмотря на пережитые страдания, диакон Борис еще более укрепился в вере и намерении принять священство. 28 октября 1951 года, на праздник иконы Божией Матери «Спорительница хлебов», он был рукоположен в сан иерея и поставлен настоятелем Свято-Духовского храма в селе Малые Толбицы. Перед хиротонией его ждало испытание. Отец Борис был оклеветан перед архиереем в том, что он слеп и не сможет служить. Однако он прекрасно выдержал экзамен перед посвящением. Митрополит Ленинградский Григорий (Чуков; 1870-1955) с удивлением спросил: «В чем же заключается Ваша слепота? Ходите без поводырей, читаете правильно, служите нормально». «У меня близорукость» – ответил отец Борис. – «Так Вам же не стрелять?» – «Я не узнаю людей по лицам». – «Это хорошо, лучше пусть они Вас узнают. Идите, приход Вам дан неплохой, но запущенный. Возраст и силы есть, и Вы его направите. Поучайте, расскажите мужику, чего он не знает, и объясните, чего он не понимает, и он Вас полюбит». Владыка посоветовал новопоставленному иерею не скрывать своих ошибок от Священноначалия, но честно в них сознаваться и каяться. Этому правилу отец Борис следовал всю жизнь.
Батюшка особенно чтил образ Божией Матери «Спорительница хлебов» еще и потому, что очень любил преподобного Амвросия Оптинского и всегда обращался к нему за помощью в духовническом служении.
Пастырь добрый
Отец Борис был образцовым священнослужителем. Он не жалел себя, жертвенно и бескорыстно исполняя свой священнический долг. Отпусков и выходных у него не было. Богослужения батюшка совершал регулярно и благоговейно, прекрасно знал Устав Церкви. Перед исповедью и даже требами он никогда не принимал пищу, как бы поздно они не совершались. К отцу Борису можно было обратиться в любое время дня и ночи – все знали, где он живет, как его найти. Батюшка говорил: «Уважительных причин для отказа от послушания могут быть две – если ты умер или прикован к постели». Однако столь высокие требования батюшка предъявлял, прежде всего, к себе или к тем, кто был к этому готов. Зная меру каждого духовного чада, он был последователем Того, Кто «трости надломленной не преломит и льна курящегося не угасит».
Отец Борис был представителем того поколения людей, которое мы называем «старым поколением». Общими для людей этой формации были православное мировоззрение, истинный патриотизм и особая патриархальная культура воспитания.
Послушание отца Бориса Священноначалию было безоговорочным. Например, когда правящий архиерей Владыка Евсевий попросил отдать в женский Елеазаровский монастырь из Толбицкого храма икону, которую батюшка сам заказывал и перед которой в конце каждой службы совершал молебен, отец Борис без всякого прекословия ее отдал.
Протоиерей Борис ощущал себя и гражданином своего земного Отечества. Он многое вытерпел на родной земле, но она оставалась для него Родиной. Государственный гимн батюшка всегда выслушивал стоя. Он повиновался властям «не за страх, а за совесть», оставаясь непреклонным лишь в вопросах веры. Вся отчетность по храму у него всегда была в полном порядке, налоги он платил, что называется, «копейка в копейку».
Батюшке были свойственны бескорыстие и честность. Облаченный в священническую ризу, он в руки денег никогда не брал. Все пожертвования за требы он отдавал на храм.
Иерей Борис и матушка Мария на своем приходе села Малые Толбицы. 1965 г.
По милости Божией и благодаря правильному жизненному выбору, отец Борис не стал «ни на что не способным инвалидом», нуждающимся в посторонней помощи. Батюшка не только полностью обеспечивал себя, но много трудился для Церкви и ближних. Отец Борис окончил Ленинградскую Духовную Академию; работал над магистерской диссертацией на тему «Знаменный распев как основа русского православного церковного пения»; писал книги, статьи, ноты, распевал большим знаменным распевом стихиры. Батюшка имел от Бога дар управления хором, который в древности называли хейрономией или хирономией (от греч. χειρ – рука и νομος – закон): его руки невозможно было не послушаться. Он пел не только знаменное, но использовал все богатство церковных песнопений, руководствуясь при выборе их соответствием Богослужебному Уставу и молитвенностью. Нередко он выполнял и все работы по храму: сдержал в чистоте алтарь и всю церковь, расчищал зимой дорогу к храму, пек просфоры для богослужения. Около своего дома в селе Малые Толбицы батюшка разбил большой огород, трудился на огородах своих прихожан, пас коров... Чего он только ни делал! Возникает вопрос: разве такое возможно для инвалида?! Ответ на этот вопрос давал сам батюшка словами из Догматика седьмого гласа, который он бесподобно пел: «Идеже бо хощет Бог, побеждается естества чин».
Матушка Мария, пока была в силах, помогала отцу Борису. Но с 1971 года она начала тяжело болеть. Приблизилось время ее кончины, последовавшей 22 ноября 1973 года. Умирая, матушка Мария сказала батюшке о том, что до того момента он был для своего прихода отцом, а она – матерью, а теперь ему придется стать для всех всем, но он должен быть для паствы более любящей матерью, нежели отцом.
Последние два года жизни матушка Мария давала батюшке важные наставления, которые он записал. Многие из них представляют собой аскетические правила: «Говори как можно меньше <…> Служи Богу и людям, как Святые Отцы учат. Строго держись их заповеди. Если сможешь – борись и стой за Православие. Ведь ты писал книгу по Златоусту, так? А сделали с ним? Не бойся мучений. Кончишь мучеником – буду радоваться там. <…> Не открывай ворота (душу) всем и каждому. <…> Дурные мысли прочь гони. Смотри за собой, за своими нервами, когда находят раздражение и жестокость <…> Бойся этих минут и смотри за собой в оба. <…> Начальство почитай все <…> Никому не груби, всех привечай <…> Ни в какую другую веру не бросайся. Наша вера самая правильная: так она и названа “Православная”, лучшее ее нет. Но и не хули другие веры: кто в какой родился, тот пусть и живет в ней». Отец Борис сохранил все заветы своей матушки.
12 декабря 2014 г.
